Манифест феминистского движения России

Феминизм безбрежен и открывает простор для будущего человечества.

Сексуальность мыслится как социальный конструкт, многообразный и меняющийся.

проект высвобож­дения женской идентичности, оказавшейся встроенной в иерархическую систему определений, — «политический проект номадизма». Стать номадой (от греческого «номас» — кочевник) — обрести гибкую позицию в отношении своего места, своей роли, своей исключительности, в том числе своего языка. В этой гибкости и активности и состоит способ сопротивления властным структурам.

Натальи и Анастасии Ходыревых.

feministki.livejournal.com

Татьяна Сухарева и Татьяна Болотина

Сойти с ума в ситуации абсурда с журавлями, амфорами и тиграми, с газлайтингом, проводимым СМИ, несложно. Но можно спастись — не дать проникнуть абсурду государственной политики в личное сознание, развивать это личностное сознание, ориентируясь на образцы западной демократии, развивать правосознание и формы самоуправления, самодеятельности. Роль женщины, как наиболее угнетаемой, а потому заинтересованной и ответственной, переоценить сложно

Путь долгий и нереволюционный. Изменить сознание людей — это самое сложное. Но только при развитом личностном и правовом сознании у народа есть шанс построить правовое государство, которое будет обрамлять самоорганизующееся гражданское общество. И формы самоорганизации женщин здесь очень важны. Именно женщины — наиболее угнетенная часть общества, когда они ощутят необходимость перемен и выйдут на улицу с требованием изменения своего положения — вот тогда станет возможным переход к качественно иному состоянию общества. Женская эмансипация по-прежнему актуальна. Но теперь нужна не внешняя эмансипация — ее мы уже получили, — а внутренняя: освобождение личностного сознания. И рассчитывать здесь на «помощь Запада» не приходится. Эту работу за нас никто не сделает

Изменение ситуации в России возможно только с изменением сознания людей. С рабским сознанием, которое преобладает, строй не изменить. Пока не появится свободно мыслящий, осознающий свою значимость, ответственный и обладающий правосознанием гражданин, невозможно построить гражданское общество, а значит, и изменить строй. Радикальные перемены должны идти снизу. Сверху возможны только «дворцовые перевороты». И никакая мышиная возня с Мышиным королем ничего не решает. Когда общество будет готово воспринимать и воспроизводить демократические формы устройства, только тогда в России восторжествует демократия. А для этого надо развивать формы самоорганизации. Уже многое делается людьми самостоятельно: народные дружины тушат пожары, сажают деревья на месте выгоревшего леса, следят за порядком; самодеятельные организации ищут пропавших детей, помогают бездомным, людям с алкогольной и наркотической зависимостью. Таких форм самоорганизации мало, но они есть, и женщины принимают в них активное участие. Народ, умеющий сам себя организовать, способен организовать и правительство под свои нужды, чтобы не ему сверху навязывали какую-то идеологию и идеальные законы, а чтобы законы отражали самоорганизующуюся жизнь и правительство обслуживало потребности этой жизни.

Женщины по-прежнему готовы выходить на площади, участвовать в протестном движении, но не в борьбе за свои права, а в качестве человеческой массы, поддерживающей силы, которые выступают против невыносимости бытия в современной России. Таких сил немного, женщин в них еще меньше, поэтому на яркую судьбу феминизма в России надеяться не приходится. Женщины, не думая о себе и своих правах, по-прежнему спасают отечество на уровне частной сферы, в которой только и продолжает теплиться жизнь, потому что в общественной сфере всё мертво: гайки закручиваются, репрессии усиливаются. Женщины спасают, женщин и сажают (Pussy Riot уже отсидели, а Таисия Осипова сейчас в заключении). Прав был Наум Коржавин: «Ей жить бы хотелось иначе, носить драгоценный наряд… Но кони — всё скачут и скачут. А избы — горят и горят». И женщина бросается под мчащиеся машины чиновников, выносит детей из горящих домов, терпит побои мужа-алкоголика и повторяет как мантру: «Я — не феминистка».