Прощай, печаль

Сегодня он чересчур ошеломлен, оглушен собственными эмоциями, чужими ответами и реакциями на происшедшее, причем собственные ощущения были ему не совсем понятны.

Тот факт, что прежде любимая женщина перестает вас любить и вы не презираете, не ненавидите ее за ложь, – далеко не лучшее, что может произойти с покинутым возлюбленным

Красива, как всегда. Вот именно, как всегда, красива. По крайней мере, для меня… Но ведь я ею никогда не обладал, а женщина, которой ты никогда не обладал, остается до конца более или менее желанной, не так ли?

Почему бы не признать его достоинств, его столь радикальный, столь могучий, столь спасительный, столь действенный эффект? Не признать того, как вино благоволит человеку, как оно способно облегчить бремя существования, раздвинуть горизонты радости и опоэтизировать жизненные впечатления, оказать поддержку робким, внушить надежду отчаявшимся, развеселить обиженных? А безоглядность, высокий порыв, что алкоголь привносит в мир всеобщей посредственности? Как же не поблагодарить этот чудесный костыль, столь ловко избавляющий от тягот хромоты человеческую душу? Почему бы не вглядеться повнимательнее во взаимосвязь интеллекта и алкоголя, в их глубочайшее сродство, в источник их взаимодействия?

Не собираясь следовать этому ритму, Матье тем не менее без устали пил белое рюмку за рюмкой, одновременно куря сигарету за сигаретой; и по мере того, как организм его усваивал спиртное – что для него продолжало оставаться источником наслаждения, – все жизненные проблемы расставлялись по местам

Он наверняка знал лишь то, что ему обязательно надо быть хладнокровным и сдержанным в присутствии этого презираемого им человека. Этого требует обычная благопристойность, глупый буржуазный рефлекс, за который он сам себя упрекал… но который обязывал его быть мужественным – или притворяться таковым.

Он удивлялся, что ничего не ощущает, и вновь слова начинали складываться во фразы, и в них сливались воедино неверие и страх, точно он ощупывал края открытой раны и не испытывал при этом никакой боли.

Человек без будущего, обреченный на скорую смерть,

Он, должно быть, казался более свихнувшимся, чем обычно, но на самом деле был намного нормальнее, чем всегда.

если человек был номером из безымянного списка, неизвестным, тенью, которая не могла ни на кого произвести впечатления, которая никогда не могла заставить быстрее биться сердце другого, которая ни у кого не оставила нежного или горького воспоминания о себе, то эта анонимность, непереносимая еще при жизни, заканчивается в общей могиле – гигантской общей могиле обычных людей, обреченных на забвение, неинтересных, ничего собой не представляющих