Галапагосы

Масса людей влачит дни в тихой безнадежности.

Генри Дэвид Торо (1817-1862)

Почему, спрашивается, эта тихая безнадежность была столь распространенным недугом в ту эпоху, в особенности среди людей? И вновь я выволакиваю на сцену единственного настоящего злодея во всем моем повествовании: гипертрофированный человеческий мозг.

Нужно ли говорить, что эти животные настолько все растранжирили, что не могут вообразить даже, чтобы их собственных внуков ожидало приличное будущее, и сочтут чудом, если к двухтысячному году, до которого остается всего четырнадцать лет, вообще останется что-нибудь съедобное или приятное? Подобно людям на этом несущем на себе проклятие корабле, мой мальчик, их ведут за собой капитаны, не имеющие карт и компаса и ежеминутно озабоченные единственной проблемой: как сохранить уважение к себе самим.

Какое мне вообще дело до этих чужаков, этих рабов страха и голода?

Вопрос, подразумеваемый явлением голубого туннеля, был обращен только ко мне: утолил ли я наконец полностью свое любопытство в отношении жизни? Если да, то мне достаточно было лишь ступить внутрь этого подобия шланга от пылесоса.

чего столь многие из нас в те времена намеренно вышибали из головы почти все мысли алкоголем, остается тайной. Быть может, таким способом мы пытались дать эволюции толчок в нужном направлении - в сторону уменьшения размеров мозга.

Каждый является в точности тем, кем кажется.

Эра многообещающих монстров

Мучительность брака в те времена объяснялась той же причиной, что и множество других несчастий разного рода: переразвитым мозгом. Этот громоздкий компьютер носил в себе столько противоречивых мнений о множестве разных предметов одновременно и так быстро переключался с одного мнения или предмета на другие, что спор между мужем и женой, находящимися в состоянии стресса, часто выливался в подобие потасовки на роликовых коньках с завязанными глазами.

какой, помимо нашей переусложненной нервной системы, источник злодеяний, творившихся практически повсеместно, существовал в ту эпоху?

Мой ответ: никакого. Если бы не эти невероятно гипертрофированные мозги – Земля была бы совершенно невинной планетой.

Вот какое значение имели мнения в эпоху великолепных больших мозгов.

Более того, какие-то мнения могли руководить поступками людей не меньше, чем реальные факты, – будучи при этом подвержены таким внезапным изменениям, которых факты претерпевать не в состоянии. Так, Галапагосские острова могли быть объявлены адом, а всего мгновение спустя – раем, а Юлий Цезарь почитаться то государственным деятелем, то, чуть погодя, мясником, равно как эквадорскими бумажными деньгами, лишь миг тому назад шедшими в уплату за пищу, кров и одежду, вдруг начинали выстилать птичьи клетки, а мироздание, еще вчера считавшееся творением Господа Бога, внезапно признавалось продуктом огромного космического взрыва – и так далее, и так далее.