Улица Темных Лавок

Перед тем как набрать номер, я выпил для храбрости рюмку коньяка. Ну почему даже такой пустяк, простой звонок по телефону, стоит мне мучительных усилий и напряжения?

а кроме того, консьержки меняются, как и все на свете

— Я провожу вас?
— О нет, нет... Слишком печальный ритуал...

Как-то вечером, поднимаясь к себе, я, может быть, взял один из томов и забыл в нем письмо,­ фотографию или телеграмму, служившую мне заклад­кой. Но я не решаюсь попросить у швейцара разрешения перелистать семнадцать томов в поисках этого оставленного мною следа.

Никуда не денешься, все кончается старыми коробками от шоколадных конфет или печенья. Или сигар.

— Вы вовсе не обязаны заказывать то же, что и я. Я ведь ресторанный репортер... Вынужден пробовать фирменные блюда. Телячий зоб и рыбная солянка по-фламандски...

Я думаю, что подъезды домов хранят шаги тех, кто когда-то часто бывал здесь и потом исчез. Какие-то замирающие волны и сейчас дрожат в воздухе, они становятся все слабее, но их можно уловить, если прислушаться.

Пряный аромат духов напоминал мне что-то

И наши жизни, не рассеиваются ли они в вечерних сумерках так же стремительно, как детская обида?

Но когда по ночам шел снег, мне казалось, что я задыхаюсь. Никогда нам с Дениз не выкарабкаться. Мы пленники этой долины и мало-помалу будем погребены под снегом. Что может повергать в большее уныние, чем горы, замыкающие горизонт… Меня охватывала паника. Тогда я открывал дверь, и мы выходили на балкон. Я вдыхал холодный воздух, напоенный ароматом пихт. И мой страх отступал. Напротив, этот пейзаж навевал на меня тихую грусть, и понемногу мне становилось легче. И что есть мы в этом пейзаже? Отзвук наших поступков, наших жизней, чудилось мне, тонет в вате легких снежинок вокруг нас, падающих на колокольню, на каток и кладбище, на темную полоску дороги, пересекающей долину.