Разбитая музыка

Может быть, это за­мет­но в ее рас­се­ян­ном взгля­де из от­к­ры­то­го ок­на, мо­жет быть, в том от­сут­с­т­ву­ющем вы­ра­же­нии, ко­то­рое на мгно­ве­ние по­яв­ля­ет­ся на ее ли­це, ког­да об­ра­ща­ешь­ся к ней, а мо­жет быть, в той опас­ли­вой ин­то­на­ции, с ко­то­рой она те­бе от­ве­ча­ет, или в тон­кос­тях при­кос­но­ве­ний, за­па­хов, вку­са ее ко­жи у те­бя на язы­ке, или в ощу­ще­ни­ях ка­ко­го-то не­из­вес­т­но­го шес­то­го чув­с­т­ва, но ког­да лю­бовь прош­ла, сиг­на­лы ее окон­ча­ния силь­нее, чем же­ла­ние их не за­ме­чать, ес­ли толь­ко у те­бя дос­та­точ­но во­ли и ре­ши­мос­ти, что­бы осоз­нать, что про­ис­хо­дит. Но мы, ра­зу­ме­ет­ся, го­ним от се­бя по­доб­ные мыс­ли, они раз­д­ра­жа­ют нас, как буд­то не име­ют ни­ка­ко­го зна­че­ния и яви­лись к нам неп­ро­ше­ны­ми гос­тя­ми.

Труд­нее все­го мне да­ва­лась ис­по­ведь. Счи­та­ет­ся, что в се­ми­лет­нем воз­рас­те ре­бе­нок уже спо­со­бен от­ли­чить доб­ро от зла, но боль­шин­с­т­во се­ми­лет­них де­тей, нас­коль­ко мне из­вес­т­но, не со­вер­ша­ет дур­ных пос­туп­ков. Тем не ме­нее свя­тое та­ин­с­т­во ис­по­ве­ди тре­бу­ет, что­бы, стоя на ко­ле­нях внут­ри зак­ры­той ка­бин­ки ли­цом к поч­ти неп­ро­ни­ца­емой за­ве­се из хол­с­та, че­ло­век приз­на­вал­ся в сво­их гре­хах, об­ра­ща­ясь к зыб­ким очер­та­ни­ям свя­щен­ни­ка, си­дя­ще­го с дру­гой сто­ро­ны за­ве­сы. Ис­по­ведь сле­до­ва­ло на­чи­нать так: «Бла­гос­ло­ви­те ме­ня, отец, ибо я сог­ре­шил. Пос­лед­ний раз я ис­по­ве­до­вал­ся две не­де­ли на­зад» (испо­ве­до­вать­ся на­до бы­ло раз в две не­де­ли), но у ме­ня воз­ни­ка­ли оп­ре­де­лен­ные зат­руд­не­ния с обо­ими эти­ми ут­вер­ж­де­ни­ями. Нас­коль­ко мне ка­за­лось, я не со­вер­шил за это вре­мя ни­ка­ких гре­хов, о ко­то­рых сто­ило бы рас­ска­зать, но мне стыд­но бы­ло за­явить свя­щен­ни­ку, что я без­г­ре­шен. Та­ким об­ра­зом, ут­вер­ж­де­ние о том, что я сог­ре­шил, уже са­мо по се­бе бы­ло ложью. За­тем мне при­хо­ди­лось усу­губ­лять эту ложь, изоб­ре­тая це­лый спи­сок прос­ти­тель­ных гре­хов, нап­ри­мер, «я не слу­шал­ся ро­ди­те­лей» (на са­мом де­ле это­го не бы­ло) или «я го­во­рил неп­рав­ду». А меж­ду тем един­с­т­вен­ная ложь, в ко­то­рой я был ви­но­вен, име­ла мес­то во вре­мя мо­ей пос­лед­ней ис­по­ве­ди, в свя­той ат­мос­фе­ре та­ин­с­т­ва, прев­ра­ща­ясь тем са­мым из прос­той лжи в свя­то­тат­с­т­во, что, ра­зу­ме­ет­ся, дол­ж­но бы­ло об­речь ме­ня на веч­ные му­ки. Эта ужас­ная он­то­ло­ги­чес­кая за­гад­ка и нрав­с­т­вен­ный па­ра­докс бы­ли прос­то не по си­лам уму се­ми­лет­не­го ре­бен­ка.

В этих но­вых об­с­то­ятель­с­т­вах я вы­нуж­ден пос­та­вить под сом­не­ние са­мые ос­но­вы сво­его утон­чен­но­го и при­ви­ле­ги­ро­ван­но­го су­щес­т­во­ва­ния, сво­ей при­выч­ной жиз­ни сре­ди дру­зей, кол­лег и чле­нов семьи. Не яв­ля­ет­ся ли то, к че­му мы при­вык­ли от­но­сить­ся как к ре­аль­нос­ти, все­го лишь сог­ла­ше­ни­ем, до­го­во­рен­нос­тью меж­ду все­ми на­ми о том, что оп­ре­де­лен­ные ве­щи яв­ля­ют­ся ре­аль­ны­ми, а дру­гие - нет? Воз­мож­но, я осо­бен­но силь­но ощу­щаю это имен­но сей­час, дро­жа в за­те­рян­ной в джун­г­лях­цер­к­ви вмес­те с дву­мя сот­ня­ми дру­гих лю­дей и од­нов­ре­мен­но тря­сясь от стра­ха в тем­ном и сы­ро­мо­ко­пе. Ду­маю, так дол­жен чув­с­т­во­вать се­бя уми­ра­ющий: сму­щен­ным, рас­те­рян­ным и ис­пу­ган­ным.