Мотылек

Нет смысла рассказывать, что со мной сделали. Скажу только, что наручники не снимали одиннадцать дней. Своей жизнью я обязан Баттону. Каждый день он швырял положенную мне пайку хлеба в клетку, но я не мог есть без рук. Даже зажав ее между прутьями решетки, я не мог впиться в нее зубами. Тогда Баттон стал отламывать хлеб и бросать кусочками, как раз чтобы только взять в рот. Я собирал их в кучку ногами, ложился на живот и поедал, как собака, тщательно прожевывая каждый, чтобы ничего не пропало. Только так и выжил.

И вновь я держу в руке символический трезубец — сила, дух, воля.

море не любит суеты, море требует согласованного партнерства — и это девяносто процентов безопасного плавания.

Однажды, дожидаясь своей очереди к врачу, я заметил, что веретенообразное дерево, в тощей тени которого я стоял, очень напоминает лимонное дерево, только без лимонов. Я сорвал лист и стал жевать. Затем я сломал небольшую ветку с листьями. Я это сделал без всякого умысла, просто машинально. Когда меня вызвали, я во­ткнул себе ветку сзади в ягодицы, листьями вверх, и сказал:
— Доктор, может, ваши лимоны всему виной, но посмотрите, что у меня выросло.
И я повернулся к нему задницей.

Единственное, чего страшно хочется, так это плюнуть вам в глаза. Но я не буду этого делать — боюсь запачкать плевок.

розовощекий, с холодным взглядом­ человек, прямо смотрел на меня, но ничто не выдавало его чувств.

– Нисколько, месье начальник. Единственное, чего страшно хочется, так это плюнуть вам в глаза. Но я не буду этого делать – боюсь запачкать плевок.

Приставив палец к губам, он им же указал на то, что принес для меня. За дверью в проходе, должно быть, находился надзиратель, а ему хотелось показать, что он не враг.
Действительно, вместе с пайкой хлеба я нашел большой кусок вареного мяса, а в кармане штанов – целое сокровище! – пачку сигарет и зажигалку. Подарки такого рода стоили здесь миллионы.

И мне казалось — по мере того как размывались очертания прошлого, постоянно теряя свою важность в сравнении с повседневной жизнью, — что по прибытии на место каторги нужно почти забыть, кем ты был, как и почему там оказался,­ а сосредоточить внимание на одном — на побеге. Я ошибался, потому что самым важным, всепоглощающим предметом, предметом превыше всего был предмет выживания.

Ничего подобного. Он произнес зычным голосом: