От Сунь-цзы до Стива Джобса: искусство стратегии

Стратегия направлена на то, чтобы связать настоящее с будущим. Принимая решения сегодня, мы должны думать о будущем. Но, как справедливо заметил Блаженный Августин, будущего не существует — есть лишь мысль о будущем, существующая в настоящем. Настоящее будущего заключается в мысли.

Если воля к действию и путь к достижению цели лежат в одном направлении, это слишком редкая удача, чтобы от нее отказываться.

Точно так же мысль о том, что я не смогу быть счастливым, пока не достигну той или иной цели, является не только иллюзорным представлением о будущем, но и самым верным способом испортить себе настоящее. С подобным подходом я всегда буду ломать то, что есть, — настоящее — при помощи того, чего нет, — будущего. Глупая затея.

Стратегия направлена на то, чтобы связать настоящее с будущим.

Третья антиномия вытекает из предыдущей: во всякой уверенности всегда есть доля сомнения. Мы ждем от стратега, чтобы он продал нам уверенность в стопроцентном успехе, тогда как он не уверен ни в чем и вынужден лавировать между провалами и половинчатыми успехами, без конца меняя траекторию движения. Дух эпохи модерна стремится к полной уверенности, но жизнь вносит в его стремление свои коррективы. Стратегия не дает точного ответа на вопрос о том, как снизить степень неуверенности.

Искусство войны заключается в том, чтобы покорить врага без боя». Война и сражение — это не одно и то же.

очно так же мысль о том, что я не смогу быть счастливым, пока не достигну той или иной цели, является не только иллюзорным представлением о будущем, но и самым верным способом испортить себе настоящее. С

Следовательно, стратегия – это соотнесение средств и целей, но она появляется только тогда, когда ясна конечная цель.

Как отмечал Блаженный Августин, та неуловимая грань, что разделяет настоящее и будущее, представляет собой непреодолимый онтологический барьер — барьер между бытием и небытием. Зачем, спрашивается, волноваться о будущем, если я живу и всегда буду жить только в настоящем? Жизнь — это сделка с настоящим, а не с будущим, в этом и состоит дар жизни.

Екклесиаст, в отличие от Платона и его последователей, не утверждает, что греха не существует или что грех равнозначен простой ошибке. Он утверждает нечто худшее: грех не наказывается. Мир не просто аморален, он имморален, то есть равнодушен к нравственным ценностям.