Тайны уставшего города

Пургина. Сотрудник газеты стал Героем Советского Союза. Это была сенсация. Внезапно все вспомнили, что этот заслуженный человек уже несколько лет спит на редакционном диване, что у него нет своего угла, что зарплату он получает не очень большую. Было решено выделить квартиру, повысить зарплату, а пока отправить героя в дом отдыха.
Пургин уехал, а в редакции решили поместить его фотографию и поздравления по случаю высокого отличия.
Но, как ни странно, ни одного фото героя обнаружено не было. Поэтому взяли фотографию с анкеты.
Итак, Пургин отдыхает, не догадываясь, что его ждет впереди.
Продолжение этой истории мне поведал Игорь Скорин.
Один из лучших розыскников МУРа, начальник отдела Георгий Тыльнер начинал свой день с просмотра центральных газет. В «Комсомольской правде» он увидел фотографию новоиспеченного Героя. Лицо и фамилия показались ему знакомыми. Он занялся обычной работой, но снимок в газете не давал ему покоя. Тыльнер пошел в архив. И поднял дело пятилетней давности на некоего Пургина, обвиняемого в хищении и торговле орденскими знаками, удостоверениями к ним и подделке печати Верховного Совета СССР.
Фабула дела была проста и незатейлива. Мать Пургина работала ночной уборщицей в помещении Президиума Верховного Совета. Убирая кабинет Калинина, она часто находила на столе подписанные им орденские книжки и знаки. Ставь печать и носи на груди высокое отличие.
Пургина начала потихоньку подворовывать ордена и документы, а ее сын, взяв в долю гравера, изготовившего неотличимую от подлинной печать, продавал их лихим людям.
Через некоторое время мамашу взяли с поличным, гравера тоже, а сын с печатями и тремя орденскими знаками исчез и был объявлен во всесоюзный розыск. Вот почему корреспондент военного отдела Пургин старался никогда не отправлять своих документов в вышестоящие организации.
Тыльнер сообщил о Пургине в НКВД, тем более что дело о хищении орденов из Президиума было передано в свое время им.
Пургина арестовали. Вот тогда-то и выяснилось, как он стал Героем.
Однажды, перед окончанием финской войны, один из работников ПУРа поведал военкору-орденоносцу о том, что Сталин распорядился выделить определенное количество геройских звезд всем родам войск.
А флот ничего не получит, хотя разнарядка есть. Моряки не принимали участия в активных боевых действиях. Они только поддерживали огнем тяжелых корабельных орудий. Поэтому они не смогут использовать отпущенный им лимит.
Гениальная идея родилась в голове Пургина. Из кабинета главного редактора он позвонил по вертушке начальнику наградного отдела Наркомата Военно-морского флота.
Представившись секретарем самого Берия, он сказал, что Лаврентий Павлович лично просит начальника наградного отдела подать документы на присвоение звания Героя их сотруднику Пургину.
Начальник наградного отдела заверил, что выполнит любое указание соратника Иосифа Виссарионовича.
Так Пургин попал в официальный указ.
Он сгинул в подвалах Лубянки. Закончилась карьера великого авантюриста сталинских времен.

Но все знали, что их коллега выполнял таинственные задания самого Лаврентия Павловича Берия, поэтому всем строго-настрого запретили рассказывать кому бы то ни было о редакционном герое.
А триумфатор был, как положено, человеком скромным. Алексей Коробов рассказывал мне, что Пургин долго стеснялся своей боевой славы. Он продолжал писать и работать. Уезжая на задание, надевал на гимнастерку один орден Красного Знамени.
А тут новая война случилась. На этот раз белофинны начали угрожать колыбели революции городу Ленинграду.
Пургин уезжал куда-то на спецзадание, возвращался и снова уезжал. 12 марта 1940 года война закончилась. Орденоносец вернулся в редакцию, но нового ордена на его гимнастерке не было.
— Как же так? — спросил зав отделом.
— Не заслужил.
И все пошло, как всегда. Репортажи, дежурство по отделу, ответы на письма трудящихся.
В тот день зав военным отделом дежурил по редакции. Телетайп передавал Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении званий Героя Советского Союза командирам, политработникам и бойцам, отличившимся в боях с белофиннами.
Дежурный внимательно сверил фамилии пехотинцев, танкистов, летчиков и вдруг увидел фамилию Пур

секретарь из Курска. Он повел орденоносца к себе, помог заполнить анкету и написать автобиографию, полюбовался подписью Калинина и отпустил новоиспеченного сотрудника с миром.
Так в военном отделе появился корреспондент Пургин. Пареньком он оказался толковым. Сначала писал крохотные информации об учениях ОСОВИАХИМа, позже научился сочинять корреспонденции о военном всеобуче, а потом перешел на репортажи с маневров частей Московского военного округа.
Квартиры у него не было, поэтому жил он в редакции. Спал на диване, немудреное хозяйство держал в редакционном шкафу, и это нисколько не угнетало героя-пограничника, даже наоборот, он гордился тем, что не оброс мещанским уютом.
Но наступила ночь, когда самураи «перешли границу у реки». Начались бои на озере Хасан. В «Комсомолке» готовили спецкора на место боевых действий. Сомнений быть не могло. Едет герой боев на Памире Пургин.
Ему предстояло заполнить кучу документов для ПУРа РККА. Без особой охоты взял их Пургин и начал заполнять. А ночью заведующему отделом, который дежурил по редакции, позвонили из секретариата самого Берия, и комиссар госбезопасности третьего ранга сказал:
— Пургина не оформляйте. Это сделаем мы. Он на Хасане будет выполнять спецзадание.
Возможно, году в тридцать третьем журналист попросил бы телефон чекиста, по которому он может сделать контрольный звонок. Но это в тридцать третьем. После наркома Ежова аббревиатура НКВД наводила такой ужас, что люди готовы были выполнить все, что говорил человек, причастный к этому ведомству страха.
На Хасан поехал другой журналист, а Пургин выполнял таинственное задание органов. Когда самураи полетели «под напором стали и огня», Пургин вернулся в редакцию. На его гимнастерке была вторая награда — орден Ленина. Он предъявил восторженному кадровику орденскую книжку с подписью Калинина и печатью президиума Верховного Совета СССР, принял поздравления и опять вернулся на свой диван.
Пургин был человеком скромным, тяготился любопытными поклонницами, прибегающими поглазеть на дважды орденоносца, был приветлив с товарищами, почтителен к начальству, много писал.
Но самураи не унимались. Начались бои на Халхин-Голе. Вполне естественно, что корреспондента Пургина опять начали оформлять на новую войну.
Но только дошло дело до отправки документов в политуправление Рабоче-крестьянской Красной армии, как снова позвонил таинственный комиссар госбезопасности и вновь сообщил, что дважды орденоносца Пургина они сами оформят на театр военных действий, где он вновь будет выполнять особое задание.
Через несколько месяцев генерал Георгий Жуков наголову разгромил японцев, выдвинувшихся в дружественную нам Монголию, и война закончилась.
На этот раз на гимнастерке Пургина был второй орден Ленина. Что началось в редакции — не передать словами. В буфете был организован банкет в честь трижды орденоносца.

1938 год. Не самое легкое время в истории нашей страны. Именно тогда в военном отделе газеты «Комсомольская правда» появился невысокий паренек в аккуратной гимнастерке, на которой сиял орден Красного Знамени.
Это сегодня никто не обращает внимания на ордена. А в те годы человек, получивший такое отличие, во всех документах именовался орденоносцем и пользовался огромными привилегиями.
Молодой орденоносец вручил заведующему отделом коллективное письмо от пограничников затерявшейся в горах Памира заставы, в котором они просили помочь сыну их покойного начальника, который во время боя заменил у пулемета погибшего отца, прицельным огнем отсек басмачей от входа в ущелье, был ранен, получил орден. Бойцы просили помочь товарищу Пургину стать комкором, что в переводе на нормальный язык означало «комсомольским корреспондентом».
Зав отделом взял героя границы и повел к главному редактору. Главный прочел письмо, проверил орденскую книжку будущего комкора. Все правильно, печать, подпись самого Михаила Ивановича Калинина.
Ее главный знал хорошо, совсем недавно он получил «Знак Почета». На всякий случай достал свою орденскую книжку и сверил подписи. Все правильно, в книжке героя границы расписался сам «всесоюзный староста».
Потом был вызван зав редакцией. Раньше в газетах человек, занимавший этот пост, был одновременно и завхозом, и кадровиком. Должность эту исполнял молодой, восторженный, бывший комсомольский секре