Куда скачет петушиная лошадь?

– Это скачет петушиная лошадь, а её не существует. Вот ты её и не видишь.
– А почему я её слышу? – не сдавалась Даша.
– Потому что она вредная и орёт слишком громко, – объяснил Пера. – Если несуществующее существо так громко и противно орёт, то можно услышать, даже если оно не существует. Ну разве бывает петушиная лошадь?

– Волк, а вот я тебя спросить хотела, – сказала Даша. – Ты же сто лет в витрине стоял. Ты же по-старому говорить должен, всякие там «понеже», «поелику», «бяшеть». А ты чешешь по-современному.
– Поелику? – поразился Волк. – Поелику сто лет назад «поелику» уже не говорили, то понеже… м-м-м… хватит бяшеть понеже в натуре напрочь. Я же не оглох в своей витрине, а экскурсоводов слушал. А экскурсоводы современным языком говорили. Ишь, чего выдумала – поелику!

Сказочники и фантасты всегда умели изменять реальность, это основа их профессии. Слово материально, ты же помнишь, как вылечила зуб мисе. Даша вернётся домой и будет писать такие книги, чтобы люди задумались о себе и своей земле… нет, это слишком примитивно, слишком нравоучительно сказано. Но смысл примерно такой. Твои сказки должны прогнать пустоту из души… нет, это тоже слишком нравоучительно, но я не знаю, как сказать иначе.

Но как ты летел?!
– Да так… крыльев нету. Мотора нету. Ничего нету. Бедный Лютик. Есть труха внутри, в стволе Лютика.
– Ну и?..
– Лютик труху выбрасывает сзади и почему-то летит вперёд! Уф, – и менкв отёр пот, утомлённый непривычно длинной беседой.
– Зашибись! – сказала Даша. – Он изобрёл реактивный двигатель! Мы по физике проходили: если что-то сильно и много выбрасывать назад, то будешь двигаться вперёд.
– А ещё говорят, менквы тупые, – возмутился Тове. – Да наш Лютик – инженерный гений! А когда всю труху выбросишь, тогда как?
– Ещё много… того… осталось, – успокоил его менкв. – Лютик очень трухлявый.
– Потрясающая планета, – заметил Мир. – Наши не поверят. Трухлявые реактивные лютики летают над лесом…
– А какое-нибудь зажигание используешь? – не отставал Тове. – Источник энергии?
– Дак того… душа горит! – хлопнул себя в грудь Лютик.

– Мамонты же млекопитающие, а не рыбы, он там захлебнётся, – воззвала Даша к зоологии.
– Ну и млекопитается там, в озере, кто ему не даёт. Вон моржи тоже не рыбы, а в воде живут. Это на севере, далеко. Мамонты потому вымерли, что в Ноев ковчег не влезли, велики больно. Они маленько по земле походили, потом под землёй – вот кости их и находят в земле по обрывам рек. Потом во времена Всемирного потопа они потонули. А наш Вэс остался, научился дышать под водой и – такая вредная зверюга! – людей и зверей с берега таскает, лодки переворачивает.

Менкв? Сейчас мало кто помнит о менквах, а бабушка мне рассказывала, – заулыбался человек. Даша перестала бояться – раз у него была бабушка, значит, не назгул, у назгулов бабушек не бывает. И рассмотрела его: невысокий, худой, старый, лицо не русское – скорее вогул. Одет в длинное чёрное платье и чёрную шапочку… да это же монах!

А я думал, трёхголовый змей – это суеверие, – заметил водяной Васа. – Конечно, я дам штопор, он у меня старый, но в замечательном состоянии. Штопор, знаете ли, прекрасно сохраняется, когда открывать нечего.

До Искора уже недалеко, – подбодрил Волк. – Поехали, что ли.
– Волк, а вот я тебя спросить хотела, – сказала Даша. – Ты же сто лет в витрине стоял. Ты же по-старому говорить должен, всякие там «понеже», «поелику», «бяшеть». А ты чешешь по-современному.
– Поелику? – поразился Волк. – Поелику сто лет назад «поелику» уже не говорили, то понеже… м-м-м… хватит бяшеть понеже в натуре напрочь. Я же не оглох в своей витрине, а экскурсоводов слушал. А экскурсоводы современным языком говорили. Ишь, чего выдумала – поелику!

Они находились в пути часа четыре, и Даша устала. Гундыр был твёрдый и скользкий, Даша всё время съезжала и стёрла себе всё что могла.
– Гундыр, ты не можешь временно обрасти шерстью? – спросила она. – А то сидеть жёстко.
– Шерстью? – поразился Змей. – Я же пресмыкающееся. Обрасту шерстью, сделаюсь млекопитающим, ты меня доить будешь… нет, не об этом я мечтал в юности. То ей шерсть, то ей молоко, то мороженым доиться прикажешь. Капризные какие царевны пошли. Раньше Марпида-царевна да Анна-царевна ездили и не критиковали.

думаю, его убили, потому что он что-то узнал и хотел сообщить нам, – подвела итог Даша. – Прошлое там или будущее, а законы литературных жанров неизменны во всех измерениях. Я ещё подумаю, как сюда впихнуть роковую блондинку и мафиозные структуры.
– Да вы ешьте пельмешки-то, – сказала Ёма. – Остынут, невкусно будет. Мало ли кто где помер, так теперь и не ужинать?