Лето без тебя – не лето

– Это потому, что у тебя сердце изо льда, – рассмеялась я.
Он засунул мои руки в карманы своей куртки и произнес так тихо, что я едва расслышала:
– Для всех остальных, возможно. Но не для тебя.

Когда умирает любимый человек, кажется, что все не по-настоящему. Как будто живешь не своей жизнью. А чьей-то чужой

Помню, как он открыл для себя слово «абсурд», и вставлял его на каждом шагу.

– Какой абсурд! – говорил он.

Или «олух» – его любимое ругательство.

Джереми договорил по телефону и обратился к Конраду:

– Дэн за тобой уже выехал?

– Да. Я останусь здесь и подожду его.

Тогда Джереми посмотрел на меня.

– Ну а ты что будешь делать?

– Я поеду с тобой, – ответила я. Подняла свою сумку и сандалии Тейлор.

Он встал и снял сумку с моего плеча.

– Тогда пошли. – И Конраду: – Увидимся дома.

Мальчишкам я дала поспать на полчаса подольше, но только потому, что это время у меня ушло на подготовку. Закончив, я наполнила пульверизатор, которым Сюзанна поливала свои самые нежные растения. Сначала я брызнула на Конрада, прямо в глаза.

– Эй! – возмутился он, сразу просыпаясь. Вытер лицо краем футболки, но я снова обдала его водой, просто так.

– Проснись и пой! – пропела я.

Затем подошла к Джереми, облила и его. Но он не проснулся. Будить Джереми всегда было невыполнимой задачей. Он и цунами способен проспать. Я брызгала и брызгала, но он лишь перевернулся на живот. Тогда я отвинтила распылитель и залила воду ему за шиворот.

Он наконец проснулся и, не вставая с пола, лениво потянул руки в стороны. Губы его медленно расплылись в улыбке, словно он привык к такому пробуждению.

– Доброе утро, – пробубнил. Да, Джереми разбудить не просто, но, все же просыпаясь, он никогда не ворчит.

Мы молча ели чизбургеры.

– Ну что, Конрад, как хочешь распределить задания? – спросила я, как только все доели.

– Поскольку я ничего такого вообще не хочу, решайте сами, – ответил он. На нижней губе у него остались следы горчицы.

– Ладно. – К этому я была готова. – Тогда ты будешь читать. Я – составлять карточки по психологии. А Джереми – выделять нужные места маркером.

– Джереми не умеет выделять нужное, – усмехнулся Конрад.

– Но-но-но! – возмутился Джереми. Но, повернувшись ко мне, сказал: – Он прав. Я не умею. У меня в результате все страницы будут раскрашены. Я лучше займусь карточками, а ты выделяй, Беллс.

Затем камера поймала меня, и Джереми снова расхохотался. И Конрад тоже. Этого-то я и ждала. Так и знала, что это их рассмешит.

Я – в огромных очках и ярком полосатом танкини, с круглым как у четырехлетки, торчащим из-под купальника животиком. Я убегала от Стивена и Джереми и орала во всю глотку. А они гнались за мной с медузой в руках, которая, как я позже выяснила, оказалась комком водорослей.

Когда я наконец спустилась, на улице уже стемнело, а Джереми вернулся. Они с Конрадом сидели на диване и смотрели телевизор, будто и не ссорились. С мальчишками, наверное, всегда так. Когда бы ни повздорили мы с Тейлор, мы дуемся друг на друга не меньше недели и неизменно делим друзей.

– На чьей ты стороне? – допытываемся мы у Кейти или Марси.

Мы выкрикиваем в адрес друг друга такие гадости, которые затем не возьмешь обратно, а потом ревем друг у друга на плече и миримся. Но я почему-то сомневалась, что Конрад с Джереми лили слезы и мирились, пока я торчала наверху.

На экране появился Конрад двенадцати лет. С прыщавым лицом и скобками на зубах. Он, нахмурившись, лежал на пляжном полотенце. Тем летом он никому не позволял себя фотографировать.

– Ну же, Конни, пожелай всем веселого Дня независимости, – попросил мистер Фишер, как всегда выступавший в роли оператора.

Мы с Джереми переглянулись и прыснули со смеху. Конрад кинул на нас яростный взгляд. Он дернулся за пультом, но Джереми его опередил. Захлебываясь от смеха, он поднял пульт над головой. Мальчишки завозились, отбирая его друг у друга, но вдруг остановились.

В объективе камеры стояла Сюзанна в своей широкополой шляпе и длинной белой рубашке поверх купальника.

– Сюз, дорогая, что ты чувствуешь сегодня, в день рождения нашего государства?

Сюзанна подняла глаза к небу.

– Угомонись, Адам. Иди поснимай детей.

И вдруг из-под полей показалась ее улыбка – неторопливая, из самой глубины души. Улыбка женщины, искренне любившей человека с видеокамерой.

Я побежала вниз. Ребенком я никуда не ходила, только бегала.

– Они почти готовы, – прокричала я.

Мистер Фишер показывал папе свою новую удочку. При виде меня папа вздохнул с облегчением.

– Белли, что они с тобой сделали? – поинтересовался он.

– Меня Сюзанна накрасила. Нравится?

Папа поманил меня ближе, серьезно разглядывая.

– Не уверен. Но ты выглядишь очень взрослой.

– Правда?

– Да, очень, очень взрослой.