Слепое Озеро

– И вообще, где ты, собственно, увидел снобизм? – продолжала Элейн. – Мне пятьдесят, я прекрасно знаю, что я люблю, а что нет, при необходимости могу съесть гамбургер или разогреть замороженный обед. Это ведь не значит, что, когда мне подают яблочную шарлотку, я обязана делать вид, будто это сливочный торт? В молодости я довольствовалась кислым кофе из бумажных стаканчиков. Увы, я выросла из того возраста. И ты вырастешь,

Ого, – присвистнула Сью. – Вы это что, лично сперли?
– Мы не пользуемся такими терминами, – поправила ее Элейн. – У Криса анонимный источник в высших эшелонах.

Рассказы пересекаются и ветвятся, объединяются и снова разъединяются. Чтобы понять один рассказ, возможно, потребуется написать еще один. В наиболее фундаментальном смысле рассказ есть то, как мы понимаем Вселенную, и, совершенно очевидно, то, как мы понимаем самих себя. Мы можем не понимать незнакомого путника и даже пугаться его до тех пор, пока он не поведает нам свою историю: не скажет, как его зовут, откуда он родом и куда направляется.

Рэй предпочитает не открывать свои карты – в первую очередь потому, что у него на руках туз некомпетентности.

Теолог скажет: создание, ищущее Бога. Биолог назовет нас системой взаимосвязанных физиологических функций, способной на чрезвычайно сложную деятельность. Для марксиста все мы – участники диалога между историей и экономикой. Философ выскажет мнение, что человек появился в результате того, что наша ДНК воплотила в себе математику вновь открытых характеристик частично стабильных хаотических систем. Мы склонны полагать эти определения взаимоисключающими и ревностно держимся того из них, которое выбрали.

Какую еще истину, Себастьян?
– Что внутри происходящих во Вселенной физических процессов что-то живет. Необязательно то, что создало Вселенную. Может быть, оно ее изменяет. Но главным образом просто живет. Пожирая прошлое, испражняясь будущим

Во сне шимпанзе воображает, что за кем-то гонится или сам убегает от погони, что он сыт или же голоден, что он боится или чувствует себя в безопасности. Ничего этого в действительности не происходит. Он бежит или страдает от голода в мире, который представляет собой лишь фрагментарную модель настоящего и существует только в его воображении. Как это по-человечески! Как это исчерпывающе по-человечески! Вы, люди, мог бы сказать шимпанзе-философ, – единственные гоминиды, которые спят наяву. Вы живете не в реальном мире, а в мире, который постоянно вам снится.

Сны и мечты пропитывают все наше существование. Наши предки научились бросать копье не в бегущего зверя, а в то место, где бегущий зверь окажется одновременно с летящим по воздуху с определенной скоростью копьем. Предки использовали для этого не математику – воображение! Иными словами, сон. Мы видим во сне будущее положение животного и бросаем копье. Мы видим во сне картины из прошлого и на их основании планируем и анализируем собственное будущее. Как эволюционная стратегия, наши сны оказались чрезвычайно успешны

Любой вид разумных существ, с которым нам придется иметь дело – а мы только что впервые в истории обрели пример для сравнения, – завязан на собственную биологию. Иными словами, часть его поведения будет соответствовать его уникальному генетическому прошлому. Однако если эти существа действительно разумны, в какой-то части поведения они будут действовать по собственному выбору, будут гибки, проявят творческий подход

Если рассматривать человечество как вид, мы увидели во сне выход из тупика животных инстинктов в огромный мир еще не испробованных моделей поведения.
И мы сделали это, на мой взгляд, настолько эффективно, что сумели позабыть фундаментальную истину – мы видим сны наяву. Мы перепутали сон и рассудок. Который есть и у шимпанзе. Однако шимпанзе не снятся идеологии, терроризм, мстительные боги, рабовладение, газовые камеры, прочие убийственные решения для призрачных проблем. На поверку сны чаще всего оказываются кошмарами.