Последнее странствие Сутина

Художник любит несправедливость, видит в ней шанс. Справедливость представляется ему никудышной богиней, которая мечтает сделать человека мельче.

Он рисовал их, словно они фараоны, князья, сановники, но с глазами, полными печали, с клубками рук, переплетенными в глубоком смущении. Сгибаемые, испытываемые, но все-таки не сломленные.

Мальчик-кондитер из Сере с огромным правым ухом и левой рукой, обмотанной красным платком, пылающим, как пропитанный кровью флаг. Его маленький коллега с лукавым выражением лица и склоненными весами глаз, посыльный из «Максима», грум, поваренок, помощник мясника, первопричастница, похожая на маленькую невесту, деревенский дурачок, крестьянская девушка, мальчик в голубом, белый мальчик-хорист, красный церковный служка, дети со старческими лицами, девочки с искалеченными куклами в руках, будто с нежными маленькими покойницами. Маленький Шарло с его острым носом, Марсель, школьник в голубом пиджаке, со смиренным взглядом, оба стриженных наголо воспитанника сиротского приюта, как всегда рука в руку.

Вы, господин Сутинхаим, вероятно, лучший художник, который смог бы изобразить язву желудка.

Перед глазами у него вспыхивает первая посвященная ему одному выставка 27 июня, он видит картины на стенах, в галерее Бинга. Да, у Бинга. Первая. С тех пор как в 1923 году появился Барнс, с тех пор как фармацевт в упоении сгреб его картины и усыпал мастерскую долларовыми банкнотами, с тех самых пор Монпарнас, иначе известный как мир, знает, что такое Сутин.

Сутин едет, спрятанный в катафалке, по направлению к Парижу, вся жизнь вела его туда, только туда. Из Минска и из Вильны. Из Сере и из Пиренеев. Из Кань и Ванса — назад в Париж, как будто этот город — вечный магнит, чьей силы притяжения он больше не в силах избежать.

Художественный рынок это художественный рынок, во времена войны он процветает. Не забывай, в конце июля сорок второго, когда издан приказ о розыске художника, немецкая 6-я армия приближается к Сталинграду. Зачем же отапливать атмосферу никчемными картинами, если ими можно подпитывать артиллерию?

Поэт, чье имя он забыл или который еще собирается родиться, советует ложиться головою в угол, потому что в углу трудней взмахнуть топором и зарубить спящего. Поэтому: Вписывай круг в квадрат. Вспарыватели перин и глоток, наезжавшие на телегах из Минска, прививали своим жертвам удивительные рефлексы. Животные инстинкты бегства, молниеносные взгляды из уголков прищуренных глаз, прыгучесть (выпрыгни из окна, так у тебя будет шанс!), увертливость, умение запутывать следы, непревзойденное заячье искусство.

Начинается их путь к мировой столице живописи, шаг за шагом по улочкам Вильны, где с 1910 года они посещают Школу изящных искусств на Университетской. В течение трех лет.

Короткий металлический треск, будто дверь сдавленно усмехнулась, превозмогая боль.

Мальчишка, с шерстяным шарфом вокруг шеи, простуженный, несмотря на август, тот не посмел бы. Впрочем, нет, художник ошибся. Конечно, это был не смех. С первого дня шеф втолковывает подчиненным: шуточкам о покойниках в этой профессии не место. Только тихая солидность и скромная почтительность.