Гулаг расходящихся тропок. Семь текстов о будущем российского современного искусства

мне хотелось стать текстом, который записывает меня идущим во снах, снимающим паутину текста с лица.

Спустя три тысячелетия создание текстов превратилось в профанную деятельность. Даже стыдно говорить здесь слово, родственное «делу». Написание текстов стало какой-то мелочной суетой, мышечными усилиями, пИсаньем, но никак не Писанием[13]. Само слово утратило сакральный статус могущественной вещи, словно на сдачу от былой роскоши судьба швырнула ему должность хештега.

Минимализм и лапидарность в дизайне – его злейшие враги. Нет ничего более удручающего, чем вид модной интернет-страницы, книжной полосы или афиши: везде текст заключен меж контрарными[9] пустотами. Везде текст отделен от изображений: либо они иллюстрируют текст рядом с наборным массивом, либо он поясняет их содержание. Везде текст скучен и единообразен: унылое слева-направо со всеми вытекающими последствиями

Издатели продают не текст произведения под именем автора и названием. Они продают имя автора и название, предлагая текст бонусом к покупке. Т

Сегодня ризоматический и безликий, ненаходимый и тотальный капитализм посредством текста объясняет любое непонятное массам искусство и – тем самым – снабжает его ценником для толстосума и ореолом для зевак.

утрате контроля над текстом кроются многие беды наших дней. В один момент интеллектуалы решили: текст и знание – это орудие власти. Арт-сообщество, своеобразно осмыслив[5] этот вывод, обратилось к доминирующей визуальности.

Конфликт нарратива искусства и политической власти в том, что власть искусства всегда является освободительной теорией. Политическое искусство, насилуя государство, раздирает декоративную плеву, и девствительность раскрывает всю мякость в своей разопределенности.

Политическое искусство должно делегитимизировать государство, отобрав у него монополию на насилие

Любое институциональное или стремящееся стать институциональным искусство привязано к капиталу. Оно зависит от фондов, спонсоров, грантов, директоров выставочных залов, кураторов галерей. Искусство, за которым стоит капитал, всегда служит декорацией имперских амбиций что бы ни было изображено на этой ширме.

Описанные изменения произошли в соответствии с логикой антропологической эволюции. На протяжении тысячелетий человек был помещен между Богом (богами) и животным, причем более предпочтительным мыслилось находиться ближе к божественному и дальше от животного. После Нового времени мы, как правило, видим человека между животным и машиной, но в этой ситуации казалось, что лучше быть животным, нежели машиной. Классический авангард (на который, без сомнений, до сих пор ориентируется современное искусство) скорее тяготел в человеке как раз к машине, чем к животному началу. Сегодня антропологический проект мыслится между осями машинерии и нейронного моделирования