Россия — Грузия после империи

Татары, по крайней мере, пришли как враги, но эта участь нагрянула на нас в виде друзей, и под Евангелием они поднесли нож, чтобы зарезать нас» (Джавахишвили, 1935, 86).

взаимопонимание, основанное на единстве национального социокода, играло особо важную роль и в грузинской литературно-культурной среде советского времени, в которой сложилось определенное направление национального изложения происходящего

Из советского центра революционная тематика внедрялась и в грузинскую литературу. Например, в грузинской поэзии 1920‐х гг. к нему прибегают и поэты-модернисты для того, чтобы продемонстрировать свою лояльность по отношению к советской власти.

Грузинский национальный нарратив того времени — изложение представлений о самобытности грузинского народа, о его глубоких исторических корнях, о праве суверенности и продолжающегося существования в истории — являлся стержнем этой культурной системы и целой массы культурных текстов.

культурой национального нарратива

именно бывшие модернисты — Галактион и Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, Гиоргий Леонидзе, Симон Чиковани, Константин Гамсахурдия — развивали линию реалистической, а не соцреалистической национально-патрио­тической литературы.

в культурной среде национального нарратива дозволенная советской идеологией критика царского режима и Российской империи используется как прикрытие для отображения антиимперских/антиколониальных настроений советских времен, критикуется доминантность российско-советского центра. Этот способ был использован и Отаром Чиладзе в романе «И всякий, кто встретится со мной» (1976)

Несмотря на то что в советское время не поощрялись христианские акценты в современных произведениях либо в литературоведческих интерпретациях, в Грузии эта традиция все же сохранялась благодаря корпусу средневековых грузинских религиозных литературных текстов, значимость которых для грузинской культуры не удалось уменьшить даже при советской власти.

Роман «Дата Туташхия» можно анализировать при помощи концептов гибридности, мимикрий и советско-национального двойного кодирования. Роман создавался, по сведению автора, начиная с 1964 г. (Имедашвили, 1976, 25), в 1972–1975 гг. печатался в Тбилиси в журнале «Цискари», был издан книгой в Тбилиси в 1975 г., с 1976 г. в авторском переводе печатался в журнале «Дружба народов» в Москве, был издан книгой на русском языке в Тбилиси (изд. «Мерани»), в Москве в 1979‐м (изд. «Известия», Библиотека «Дружбы народов») и в 1981 г. (изд. «Советский писатель»). П

и писатель, и критики в прямом дискурсе пропускают одно звено для понимания текстуальных аллегорий, а именно советскую/имперскую действительность, и сразу обобщают замысел до общечеловеческого контекста.