Земля надежды

Процедура судопроизводства была строго регламентирована, и король просто не мог высказываться тогда, когда пожелает. Вместо этого Брэдшоу начал вновь зачитывать обвинение. На галерее, где сидели две женщины в масках, произошло какое-то волнение.
— Кромвель предатель! — смело выкрикнула одна из них.
— Целься! — закричал командир караула.
Немедленно солдаты в зале суда повернули мушкеты и наставили их на галерею. Раздался визг, и толпа отпрянула от вооруженных людей.
Александр споткнулся и еле удержался на ногах, уцепившись за перила. Женщин оттеснили, и караул вернулся на прежние места. Александр расправил плащ и отряхнул штаны.
— Это что-то невозможное! — пожаловался он Джону. — Я думал, нас задавят насмерть в этой свалке.
Джон кивнул.
— Посмотри на Кромвеля, — сказал он.
Кромвель вскочил на ноги, глаза обшаривали толпу, цепляясь взглядом за витражные стекла в свинцовых переплетах: через них можно было атаковать зал суда. Но все было тихо. Ничего не произошло, всего лишь одна женщина выступила в защиту короля.
Медленно Кромвель вернулся на свое место. Оттуда он бросил взгляд на короля. Карл поднял брови, еле заметно усмехнулся. Лицо Кромвеля стало мрачным.
Брэдшоу, пытаясь снова овладеть вниманием суда, объявил, что отказ короля говорить сочли признанием вины. Но поскольку обвинение столь серьезно, ему позволят выступить в свою защиту и говорить так долго, как он сочтет нужным, но лишь до тех пор, пока он не подвергает сомнению полномочия суда.
— Смотри, как они выворачивают все наизнанку, лишь бы дать ему хороший шанс, — прошептал Александр Джону. — Не было никогда такого прецедента, чтобы разрешать подсудимому выступать в свою защиту без признания или отрицания им вины.
Король нагнулся вперед в своем кресле, его уверенность в себе возрастала с каждой минутой.
— Ради мира в королевстве и свободы народа я ничего не буду говорить о юрисдикции суда, — ясным голосом заявил он.
И снова в речи его не было и следа заикания.
— Если бы я больше думал о своей жизни, нежели о мире в королевстве и о правах и вольностях своих подданных, я бы вступил в конкретную полемику и, возможно, смог бы оттянуть страшный приговор. У меня есть что сказать, и я хотел бы быть услышанным, прежде чем приговор будет вынесен. Я хотел бы высказаться перед обеими палатами, прежде чем приговор будет объявлен.
— Что? — изумленно спросил Джон.
— Что он себе думает? — прошептал Александр. — Он наконец собирается предложить мир? Какое-то соглашение?
Джон кивнул, не сводя глаз с короля:
— Посмотри

Процедура судопроизводства была строго регламентирована, и король просто не мог высказываться тогда, когда пожелает. Вместо этого Брэдшоу начал вновь зачитывать обвинение. На галерее, где сидели две женщины в масках, произошло какое-то волнение.
— Кромвель предатель! — смело выкрикнула одна из них.
— Целься! — закричал командир караула.
Немедленно солдаты в зале суда повернули мушкеты и наставили их на галерею. Раздался визг, и толпа отпрянула от вооруженных людей.
Александр споткнулся и еле удержался на ногах, уцепившись за перила. Женщин оттеснили, и караул вернулся на прежние места. Александр расправил плащ и отряхнул штаны.
— Это что-то невозможное! — пожаловался он Джону. — Я думал, нас задавят насмерть в этой свалке.
Джон кивнул.
— Посмотри на Кромвеля, — сказал он.
Кромвель вскочил на ноги, глаза обшаривали толпу, цепляясь взглядом за витражные стекла в свинцовых переплетах: через них можно было атаковать зал суда. Но все было тихо. Ничего не произошло, всего лишь одна женщина выступила в защиту короля.
Медленно Кромвель вернулся на свое место. Оттуда он бросил взгляд на короля. Карл поднял брови, еле заметно усмехнулся. Лицо Кромвеля стало мрачным.
Брэдшоу, пытаясь снова овладеть вниманием суда, объявил, что отказ короля говорить сочли признанием вины. Но поскольку обвинение столь серьезно, ему позволят выступить в свою защиту и говорить так долго, как он сочтет нужным, но лишь до тех пор, пока он не подвергает сомнению полномочия суда.
— Смотри, как они выворачивают все наизнанку, лишь бы дать ему хороший шанс, — прошептал Александр Джону. — Не было никогда такого прецедента, чтобы разрешать подсудимому выступать в свою защиту без признания или отрицания им вины.