Николай Кукушкин

Хомский совершенно прав: у представителей вида Homo sapiens есть врожденная способность к языкам. Но эта способность — просто особая форма общей способности мозга млекопитающего усваивать фрактальные свойства реальности

"Я"-жизнь — это жизнь материи, а "мы"-жизнь — это жизнь информации.

С появлением слов состояние мозга перестало быть просто его конфигурацией, оно стало инструкцией для других мозгов. Если гены — это то, что на самом деле живет, то слова — это альтернативная форма жизни

Жидкости, омывающие наши клетки, от крови до межклеточного вещества, богаты натрием, как морская вода

Жидкости, омывающие наши клетки, от крови до межклеточного вещества, богаты натрием, как морская вода. Цитоплазма же любой клетки, от бактериальной до человеческой, преимущественно "калиевая".

Все это стало возможным благодаря нескольким ключевым эукариотическим изобретениям. Среди них половое размножение — способность эволюционировать не перебором мутаций, а перемешиванием генов; многоклеточность — "оригами" из соматических клеток; нервная система — орган синхронизации с окружающим миром. В сравнении с растениями, грибами, протистами животные — кульминация эукариотического прыжка в дорогостоящую сложность.

же можно сказать о наших языках и мыслях: сигналы фоторецепторов складываются в изображения, звуки складываются в слова, слова в предложения, предложения — в концепции, концепции — во взгляды, взгляды — в нас самих

Так же и кислород в живом организме: его "электронная жадность" используется природой для высвобождения энергии, которую можно затем использовать. Мы вдыхаем кислород, чтобы сжечь съеденный обед и пустить его энергию на конструктивные дела: например, обдумывание ужина.

кислорода действительно в характере рушить и отбирать, но он умеет это делать так эффективно и беспощадно, что из чинимого им тотального уничтожения рождается новое и невозможное. Кислород — не просто вандал природы, он что-то вроде химического Шивы — несущий обновление через разрушение. (Для углерода тогда напрашивается образ четверорукого Вишну.)

Мой кумир философ Дэниел Деннет называет такую форму мышления intentional stance, "позиция преднамеренности", и я с удовольствием отсылаю читателя к его работе "Опасная идея Дарвина"21.