Тимоти Мортон

книги по экологии зачастую представляют собой непролазные дебри информации, успевающие устареть, пока книга попадет вам в руки. Они награждают вас подзатыльником, чтобы вам стало стыдно. Хватают за грудки и орут, пытаясь донести до вас неприятные факты. Заламывают руки в агонии и причитают: «Что же нам делать?» Просто-таки пропаганда, у которой в боксерской перчатке вечно спрятан кастет. Но моя книга совершенно другая

я всеми силами пытаюсь избежать одного очень привлекательного риторического приема, а именно проповеди, внушаю­щей чувство вины. В каком смысле? Давайте начнем с того факта, что в книге практически нет фактов. Я решил, что должен сам об этом сказать, опередив критиков.

Google — тоже Другой: запутанная паутина ожиданий, притаившихся на границе поля зрения или по другую сторону всех тех ссылок, на которые у нас нет времени кликнуть. Нам никогда не хватает времени кликнуть на все ссылки (что становится всё более очевидным по мере разрастания Google).

поэт-романтик Уильям Блейк, «я должен создать свою собственную систему, или меня поработит чужая»

Мы тратим кучу времени на беспокойство или спор по поводу фактоидов, которые не имеют никакого отношения к данным и интерпретациям данных. Когда мы переключаемся в такой режим — будучи отрицателями или же споря с ними, — мы просто идем по ложному следу.

Жанр — это своего рода мир или пространство возможностей. В этом пространстве можно совершать определенные ходы, и, пока вы остаетесь в нем, вы выполняете какие-то действия по правилам жанра. Например, у вас может быть определенный стиль поведения на вечеринках, и, по всей вероятнос­ти, он отличается от стиля присутствия на рабочем совещании.

царство Другого — это что-то вроде сети предположений, предрассудков и предзаданных понятий.

эта мистическая штука, этот Другой является в некотором смысле структурным: сколько к нему ни подкрадывайся, самого его никогда не застанешь. Его задача, похоже, в том, чтобы исчезать всякий раз, когда смотришь на него в упор, и вместе с тем создавать впечатление, что он окружает вас, когда на него не смотришь, — и порой это жутковато.

Мы, конечно, не можем взять и вернуться к простой и безыскусной сущности человека, которая бы скрывалась подо всеми нашими различиями. Но если мы не выясним, как говорить «мы», за нас это сделает кто-то другой.

Когда люди используют фактоиды, возникает ощущение, что нами манипулируют мелкие частицы истины, которые отщепились от некоего более величественного, более истинного сооружения, словно крошки от пирога.