Клэр И. Макколлум

В конце 1950‐х годов страницы этого журнала изобиловали отрицательными образами отцов, появлявшимися главным образом в контексте риторики по поводу «молодежной проблемы», которая многими считалась произрастающей из плохого выполнения родителями своих обязанностей [558]. Смена фокуса произойдет в начале 1960‐х годов, когда отцы и матери будут представлены преимущественно в качестве жертв, а не виновных в лености и непродуктивном образе жизни своих отпрысков

После 1955 года в целом ряде жанров образ отца, наиболее последовательно представлявшийся в печатной культуре, — это деятельный, участливый и появляющийся на людях вместе со своим ребенком человек (хотя по-прежнему важным для изображения семейной жизни было, конечно же, и домашнее пространство).

Как и очень многие другие произведения этого периода, в которых рассматривалось наследие войны, изображения дедов и внуков исполнены надрыва — в них не прославляются свободы, которыми теперь наслаждаются дети благодаря жертве их дедов. Зачастую в центре внимания — пропасть между членами одной и той же семьи, возникшей вследствие военного опыта, и бремя памяти, которое по-прежнему тяготит старшее поколение

В указанных позднесоветских работах взаимосвязь между семьей и военным опытом, являвшаяся неотъемлемой частью визуальной культуры начиная с 1945 года, достигала своего логического завершения, поскольку память, скорбь и триумф воплощались не в солдате, а в советском мужчине-семьянине

модернистская программа заключалась не «просто в том, чтобы воспроизводить технологии и бросать им вызов — с ними, напротив, требовалось отождествляться»