Элен Гома

Скажи спасибо, что мы не вышвырнули твою пьяную задницу ночью на улицу, а любезно отволокли на кровать. Хоть ты этого и не заслуживаешь. — Он смеряет меня своим грозным, как он думает взглядом. Так страшно мне еще никогда не было. — И вот еще что, я голосовал за то, чтобы затолкать тебя в лифт и нажать на кнопку, а там, будь что будет. Так что благодари не меня.

И тут он говорит, что не хотел везти меня домой сразу. Почему? Я бы с собой вообще связываться не стала.

Ненавижу свой внутренний голос. Когда он у меня появился вообще?

Это ведь никогда не поздно, включать голову? Хотя, мой поезд с мозгами давно ушел. Я пожимаю плечами, и мысленно машу рукой на прощание уносящемуся от меня последнему вагону.

Если «влюблен» — это чувствовать потребность в ней настолько, что аж больно, умирать от желания навсегда оставить ее в своих объятиях, обожать ее смех, ее взгляд, пробирающий до мурашек, упиваться ею, не имея возможности насытиться окончательно, если все это оно и есть, то да, я влюблен.
Бляя.
Совершенно точно, влюблен.

Я смакую ее имя снова и снова, в попытке понять, что в ней такого.

екс на заднем сиденье? Тысячу раз да! Да я готова отдаться ему где угодно.
Я стону, когда его ладонь накрывает мои трусики в том самом месте, а затем рвет их, причиняя мне боль. Мне ничуть не жаль их, все равно они насквозь промокли. Его прикосновение к моей оголенной жаждущей коже невероятно. Он точно знает, что делает, при

ближая меня к оргазму несколькими умелыми движениями внутри и снаружи одновременно. Ох, я люблю эти руки.
Но он не дает мне желанного освобождения.
— Иди ко мне.
Джереми усаживает меня к себе на колени. Избавляет меня от последней детали одежды и обхватывает мои груди обеими руками, лаская языком то один, то другой сосок. Самая настоящая пытка. Я откидываю голову назад, подмечая, что в машине довольно высокие потолки и много места на заднем сиденье. А затем он сжимает мои ягодицы, подтягивая меня еще ближе, и я забываю все свои мимолетные мысли.

— Не сдерживайся, — шепчу я в его губы. — Пожалуйста.
Он изгибает одну бровь в изумлении.
— Ты просишь трахнуть тебя жестко, Эвелина? — его голос игривый.
Вот же засранец.
— Даже не мечтай, слышишь! Я не буду снова умолять тебя об этом или о чем-либо другом.
— Тебе и не надо, сладкая, — нежно произносит он, улыбаясь. — Держись крепче.

Если этот ангел и существует во мне, он явно слабее черта, который толкает меня броситься в омут с головой.