Ольга Птицева

Уля уже поднялась на ноги, когда по дорожке, ведущей к зданию, проехал уазик с красным крестом на боку. Распахнулась задняя дверь, двое крепких мужчин вытащили наружу упирающегося парня. Тот извивался, дергался и сучил ногами. Все лицо его занимали бешеные глаза с лопнувшими капиллярами. Пока санитары тащили его внутрь, он молчал, но, стоило двери распахнуться, парень раскрыл рот и принялся орать, отталкивая от себя руки, которые равнодушно тащили его внутрь.

Я – полынь-трава,

Горечь на губах,

Горечь на словах,

Я – полынь-трава.

Выхода нет – однажды ты просто вырастаешь, становишься сильным, злым и веселым, проходишь сквозь стены, уезжаешь из города. Но когда ты снова оказываешься у этого забора, тебе кажется вдруг, что горгулья осталась внутри навсегда.

Прощаясь, мы пообещали друг другу заключить брак через двадцать лет: он, я и никакого гейства. Это лучшая клятва, которую могли дать друг другу асексуал с гетеросексуалом

бубнит себе под нос Зуев

Мне его зубов не надо. Видел я его зубы. Желтые, крепкие, как у неандертальца

Коллеги отрывают воспаленные взгляды от экранов, вяло хлопают, утыкаются обратно

Киваю слегка, ровно настолько, чтобы не переборщить с приязнью. Ему хватает. Хищные зубы скалятся, чашка кренится, и кофе льется Зуеву на колени. Эли

Ты внутри своей головы. Как дед. Страшно? Страшно. А ему не страшно? Посмотри, как ему страшно. Ты сошла с ума. Ты заблудилась. Ты не ушла. Ты останешься.

Ненавижу. Кто бы знал, как я все это ненавижу.