Острой ритмикой и стремительной динамикой были наполнены произведения всех сколько-нибудь значительных художников 1920‐х — начала 1930‐х годов, работавших и не работавших в детской книге. И большинство сходилось в романтическом пафосе по отношению к рукотворной механической машине, пронзающей косное пространство. Косное — традиционное, очеловеченное, стабильно-неколеблемое. Растерянность, испуг и бестолковая беготня «влево-вправо, наугад» были совершенно естественны при столкновении человека естественного (homo naturalis) с цивилизацией технической. По сути дела, художники-конструктивисты пытались разрешить проблему столкновения человека и машины. И степень их авангардизма измерялась радикальностью апологии машины. Чем бесповоротнее был переход на машинные рельсы, тем больше машущих руками баб неизбежно предстояло задавить. Современное ассоциировалось с техническим, скоростным, с фабрично-индустриальным. Этому противопоставлялось прошлое — деревенское, натуральное, теплое, сырое. Но авангард так и не смог до конца избавиться от архаического (слишком человеческого) страха перед железной неукоснительностью машины, и в этом его жесточайшая коллизия. Можно сказать, что конструктивисты и попутчики воспевали паровоз, ужасаясь его нечеловеческой жути.