Петр Рябов

Какова же структура души? Наиболее подробную и основательную ее характеристику дали Платон и Аристотель. Платон сравнил душу с крылатой колесницей, запряженной двумя конями, один из которых красив, умен, благороден и покорен вознице, а другой безобразен, непослушен, капризен и все время стремится к земле. Возница в этой метафоре — высшая, разумная часть души, наиболее причастная миру эйдосов и призванная управлять душой, как возница — конями. Благородный конь символизирует волевое, страстное начало души, а конь безобразный — начало чувственное, вожделеющее, наиболее низкое и тесно связанное с телом. Душа должна править телом, а ум в душе должен править волей и чувствами, полагал Платон. В целом же душа оказывалась «даймоном» в человеке, посредником между миром бытия (эйдосов) и миром небытия (материи), выступая в отношении тела в роли эйдоса.

Пифагор учил своих последователей, чтобы они каждый день, утром и вечером, упражняли память, припоминая все основные события наступающего и минувшего дня и то, что важного и благого они успели (успеют) совершить за этот день. Эти упражнения были призваны помочь им противостоять смерти-беспамятству и позднее, в новой оболочке, вспомнить свои прошлые жизни. Упражнения в памяти оказывались у пифагорейцев упражнениями в жизни.

Сократ в диалоге Платона «Федр» жалуется на то, что изобретение письма вселило в душу «забывчивость» — отсутствие упражнений «ослабляет память», а «устное сочинение по своей природе лучше и посущественнее». Если для эллинов память — это жизнь, а смерть — потеря памяти и познание есть припоминание, то не удивительно, что в Элладе жизнь понималась как упражнение в поступках, в памяти, в припоминании, а смерть отождествлялась с доверием мысли бумаге, с разрывом между «взглядами» и поведением, с беспамятством и отчужденностью. Вот почему для эллинов «теория» неотделима от «практики», а слово от дела.

А мудрый афинский поэт и политик Солон, один из семи мудрецов, путешествуя, при встрече с царем Лидии Крезом на вопрос последнего о том, кто всех счастливее (подразумевалось, что самый счастливый как раз он — Крез), ответил, что счастливейшими из людей он считает сыновей одной из жриц Геры. Их мать просила богиню даровать им лучшую для смертных участь. Богиня отозвалась на просьбу. После молитвы юноши уснули в храме и больше не проснулись. Поэтому, веско заметил Солон, «считать счастливым еще живущего человека — все равно, что объявить победителем еще сражающегося воина». За этим ответом стоит мысль о том, что смерть, подводящая итог жизни и венчающая ее, дает объективный критерий счастья и избавляет человека от бессмыслицы и страданий. В жизни все изменчиво, совершенно же лишь неизменное — наступающее после смерти.