Петр Рябов

Мы как-то слишком застряли на переводах иностранных авторов, переизданиях классики и на пересказах столетней давности исторических событий и учений — пора двигаться вперёд (оглядываясь, конечно, в прошлое и глядя по сторонам — говорю, как историк, стремящийся при этом вывести анархизм из уютного и герметичного музейно-исторического гетто).

Само название работы может не без оснований напомнить читателю и о «Философических письмах» Чаадаева, и об «Исторических письмах» Лаврова, и о «Письмах о правде и неправде» Михайловского, и о «Письмах об изучении природы» особенно мною любимого Герцена.

У этих вопросов, мыслей — об анархизме, революции, свободе, личности, смысле смерти и смысле жизни — нет и не может быть ни конца, ни начала. Возможно, подобная открытость и «бессистемность» являются недостатком этой книги, но я придерживаюсь иного мнения.

(Хотя я неоднозначно отношусь к тезису «личное — это политическое»: для меня они тесно связаны, но не сводимы друг к другу.) Часто, увлекаясь игрой в «спасение мира», в «политику» и «партийность», в «социальную борьбу», мы забываем о том, что каждый из нас, прежде всего, — человек, личность, а не член каких-то организаций и не представитель каких-то классов, и что анархизм не просто партийная программа или социальное учение, а, прежде всего, жизненная философия личности, призванная придать смысл нашему существованию и ответить на личные вопросы каждого (при всём своём радикализме и отрицании данности, не превращая нас в сектантов и фанатиков). Мне глубоко чужа всякая идеологичность и партийность.

Мне представляется, что без дерзкой, глубокой и всеобъемлющей мысли и без духовной борьбы в сфере смыслов и ценностей, всякая «практика» (а тем более практика такого романтического и идеалистического по духу движения, как анархическое) бессмысленна и обречена. И именно этого, увы, не понимают многие мои товарищи по анархическому движению, зачарованные ориентацией на «прагматизм» и «эффективность».

Без попыток мечтать, сомневаться, связывать нашу повседневную жизнь с вечными вопросами и искать новые пути (даже если они, как часто бывает, найдутся у «старых» мыслителей), мы обречены на нелепый, суетливый и безмозглый активизм, глухую оборону и усвоение дискурса той бесчеловечной Системы, с которой на словах сражаемся и которую пытаемся оспаривать. В то же время анархизм меньше всего должен превращаться в секту исторических талмудистов и религиозных фанатиков-единоверцев. Многообразие поисков и личных усилий в нём плодотворно и прекрасно.

историков, давно превративших анархическое движение в постоянно действующий музей истории анархизма

время мыслителей навсегда кануло в Лету, и пришло время комментаторов

Единой философии, единой «системы» анархизм XIX-го века не создал

веры в свободу, из которой может родиться и зло, но вне которой не может родиться благо.