Владимир Буковский

– Российский премьер-министр – человек очень раздражительный, очень нервный, у него масса различных комплексов. Я имею в виду его комплекс неполноценности, такой же, как у Гитлера. Как и глава Третьего рейха, который не переставал жаловаться по поводу того, что Германия была унижена, Путин тоже бесконечно повторяет, что Россия была оскорблена и что Запад не уважает ее достоинство.

мое интересное, что в современной России приблатненные вожди, и это меня поражает. Они же вроде бы не сидели. Вот Путин говорит: мочить в сортире, но он же не понимает, что это такое. Это поза, самозванство, он прикидывает

– Он выглядит человеком слабовольным. Я хороший физиономист: там, где я был, человека надо было оценить в 30 секунд. Входит новичок в камеру, и надо сразу понять, кто это. Поэтому (на основании своего опыта) я думаю, что Путин – слабый, жидковатый человек, мелкий, очень мстительный, неуверенный в себе, с большими комплексами. У него довольно типичный комплекс, свойственный людям малого роста.

слухи все ползли и ползли, словно глухой ропот: «Самый-то главный враг народа – Сталин!» Удивительно, как быстро поверили в это люди, те самые люди, которые два года назад давились на его похоронах и готовы были умереть за него.

Рассказывали, что на съезде кто-то послал записку Хрущеву: «А где же вы были тогда?» И якобы Хрущев, прочтя записку, спросил: «Кто это написал? Встаньте!» Никто, разумеется, не встал. «Так вот, – сказал Хрущев, – я был как раз там, где сейчас вы».

Стержень зла я нашел в ленинской логике. Вот он говорит: «Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества». Вроде правильно: все в обществе взаимосвязаны. Но вывод-то у него, что эту несвободу надо насаждать умышленно, культивировать – все равно она неизбежна. Создать своего рода круговую поруку: вот мы и оказались все преступники.
По той же схеме: государство, говорит он, всегда насилие. Насилие одного класса над другим. В большей или меньшей степени. А значит, совершать насилие в данном случае – во имя класса пролетариата – оправданно и необходимо. Нечего стесняться. Вот вам и оправдание террора.
Литература и искусство всегда классовы, говорит он, всегда являются оружием господствующего класса, господствующей культуры, а стало быть, мы вполне продолжим культурные традиции, если разрешим создавать только пролетарское искусство в нашем рабочем государстве. Вот вам и цензура, введенная при Ленине как «временная мера», и дитя ее, соцреализм, – куда уж постоянней.
Частная собственность – это награблено у трудящихся, значит: грабь награбленное! Рассуждая строго по-ленински, почему не оправдать убийство? Ведь человек – смертен, почему не убить его сейчас, все равно ж умрет? Недаром у него была четверка по логике.

И что удивительно – никто из талантливых людей, пробившихся снизу, социализма не проповедовал и пахать землю не стремился, в то время как граф Толстой спокою себе не находил, что физически не работает.

Удивительная, наивная и бесчеловечная вера всех социалистов в силу воспитания превратила наши школьные годы в мучение, а страну покрыла концлагерями.

Как могут взрослые люди всерьез верить, что революции происходят в результате работы какой-нибудь подпольной организации?

Говорят, один чудак-англичанин двадцать лег крысам хвосты рубил, все ждал бесхвостого потомства – не дождался и плюнул. Что с него взять, с англичанина? Нет, так социализма не построишь. Не хватало ему огонька, здоровой веры в светлое будущее. Другое дело у нас: десятки лет рубили людям головы – и наконец стали-таки рождаться безголовые люди нового типа.