Евгений Алехин

моей Внутренней Ебландии население пополнилось одним новым жителем.

В моей Внутренней Ебландии население пополнилось одним новым жителем.

А я, – ответил я, – нашел чудесный способ не заморачиваться на эти любови. Садишься и пишешь на бумажке много-много раз слово «жопа».

Ведь это и есть моя жизнь. Я живу так. И я должен быть таким, какой я есть. Я живу этим, я просыпаюсь, чищу зубы, ем завтрак, и мне нужно вспомнить, как мы говорили с тобой. Как мы шутили с Сашей Кулаковым про говно. Тогда я счастлив.

Я же не знал, куда себя деть. Вдруг она вот-вот поймет, что я – это всего лишь я?

Я не хотел пить, но, как обычно бывает, дело пошло.

Есть три вещи, говорю я ему. До них как будто меня не существовало. Первое – что у женщины между ног. Это меня волнует с шести лет, как я узнал, откуда дети берутся. Когда мне было 13 – я смог отлично разузнать, что такое пьянство, и подружиться с ним. А в 15 я начал читать книги – и к двум предыдущим темам прибавилась литература. Значит, такие этапы:
1) с шести – что у женщины между ног;
2) с 13-ти – что у женщины между ног и пьянство;
3) с 15-ти – что у женщины между ног, пьянство и литература.

Я попытался перечислить свои любимые книги. «Голод», «Процесс», «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?», «Над пропастью во ржи», «Дорога на Лос-Анджелес», «Путешествие на край ночи»…

Потом мы говорили о всякой ерунде. О книгах. Она любит Эдгара По. Эдгар По? Пусть, отчего не любить. Он славный, этот Эдгар По. Чудный, отчего ж его не любить. Она спросила, может, включим музыку? У нее есть кассета с собой. Только я, наверное, не люблю Носкова. Нет, отчего не любить. Я люблю Носкова, как мать. Особенно ту песню люблю, ну, ту, помнишь? Она подумала и сказала, какую песню я люблю. Ну, конечно, конечно, я люблю эту песню, так я отца и бабушку даже не люблю, как эту песню.

Он не знал, что я пьяный – как дома.