Дэвид Эберсхофф

— Постарайтесь уснуть, господин Вегенер, — сказал Хекслер.

Установка загудела еще громче, на живот Эйнара как будто бы легла горячая ладонь. И тогда он понял: что-то не так. Открыв глаза, он успел заметить чей-то лоб, прижатый к темному окошку. Следом там же появился второй расплющенный лоб. Если бы Грета была рядом, сонно подумал Эйнар, она бы отвязала его и увезла домой. Она бы пинала этот зеленый агрегат, пока он бы не заглох. Помещение сотряс оглушительный грохот вибрирующего металла, но Эйнар не мог открыть глаза и посмотреть, что случилось. Будь Грета здесь, она бы велела Хекслеру отключить его адскую машину. Будь Грета здесь… Эйнар не додумал эту мысль до конца, потому что уже погрузился в сон — нет, глубже: в бездну.

— Ты шлюха, — с нежностью проревел моряк этажом ниже. — Самая красивая шлюха на свете, черт тебя дери!

Грета, чьи пальцы закручивали кончики волос в узел, который потом не распутать, сказала:

Сорок — ноль в пользу Ханса… Эйс и очко Хансу»,

А вот мозг, казалось, был разделен надвое, как половинки грецкого ореха: отдельно — его, отдельно — ее.