Лусиа Берлин

Другие постояльцы отеля по большей части сидели рядышком в полном молчании: и в ресторане, и в шезлонгах на песке; иногда роняют пару фраз: мол, погода бесподобная, море – бирюзовое, или велят детям сидеть прямо. Молодожены перешептывались между собой, поддразнивали, кормили друг дружку кусочками дыни, но в основном молча смотрели друг на дружку и не могли насмотреться: глаза, руки. Немолодые супруги пили кофе и читали книги или разгадывали кроссворды. Их диалоги были краткими, слова – односложными. Те, кто друг другом был доволен, разговаривали так же мало, как и те, кто ощетинился от обиды или досады; и только темп речи различался: у первых – ленивый полет теннисного мяча туда-сюда, у вторых – шлепки проворной мухобойки

Мексике никогда не случается, чтобы рядом с тобой вообще никого не было. Уходишь в свою комнату почитать – кто-нибудь заметит, что ты одна, и придет составить тебе компанию

Она сказала, что ее жизнь была, как тоскливая пластинка, каждый день повторялась сначала, а теперь, в одну секунду, пластинку перевернули, и зазвучала музыка

За что он так ее невзлюбил?
– Я же вам говорил. Она слишком жизнерадостная.
– Обычно я тоже так отношусь к жизнерадостным людям. Но ее жизнерадостность – неподдельная.
– О господи. Это еще больше удручает.
– Пожалуйста, дайте ей шанс. Кстати, у меня есть предчувствие, что скоро ей станет очень грустно.
– Надеюсь на это

Если я не могу сделать снимок так, чтобы человек меня не заметил, я завожу разговор, подхожу, спрашиваю: “Вы не против, если я вас сфотографирую?” Чаще всего они говорят: “Конечно, я против, кретин”. Но иногда они не против

– У меня никогда нет ощущения, что они нетрезвые, – сказал я.
– Это потому, что ты никогда не видел их трезвыми.

Я всю жизнь жила с ощущением, что на самом деле меня не существует

Никогда, никогда не выходи замуж по любви. Если ты любишь мужчину, тебе захочется не отходить от него, угождать ему, все для него делать. Ты станешь его спрашивать: «Где ты был?» или «О чем ты думаешь?» или «Ты меня любишь?» И тогда он тебя поколотит. Или выйдет за сигаретами и больше не вернется”

Любовь приносит одни страдания, – говорила наша мама. – Подушка от слез мокрая: по ночам плачешь, пока не заснешь, в телефонных будках стекла потеют – тоже от твоих нюней, рыдаешь так, что собака начинает выть, куришь две сигареты сразу”

Нет, даже от ее юмора бросало в холод. Все эти ее предсмертные записки много лет подряд: она всегда адресовала их мне и всегда остроумничала. Когда резала вены, подписывалась “Кровавая Мэри”. Когда нажралась таблеток, написала, что пробовала влезть в петлю, но ей невыносимо находиться в подвешенном состоянии.