Татьяна Быстрова

опасалась, что ей удастся в единый миг опять поставить меня на место, заставив усомниться в своих достижениях

Все, что я делала до сих пор, показалось мне ненужным. Страх не давал мне сосредоточиться на учебе. Франко Мари уже отчислили, я осталась одна, и мне никак не удавалось избавиться от ощущения собственного ничтожества.

Не знаю, была ли в том вина дневников Лилы. Очевидно одно: после того, как я их прочитала, и задолго до того, когда выбросила жестянку со всем ее содержимым, мной овладело разочарование. Исчезло первоначальное ощущение, что я нахожусь в гуще битвы. Я уже забыла, как колотилось у меня сердце перед каждым экзаменом и какая сумасшедшая радость охватывала меня каждый раз, когда я получала высший балл. Мне больше не доставляло удовольствия менять свой голос, свои привычки, свою манеру одеваться и походку — то, чему раньше я предавалась с усердием, словно участвовала в состязании на лучший маскарадный костюм и лучшую маску, такую удачную, что она почти стала моим лицом.