Алис Зенитер

Клод, может быть, и любит мальчика как сына, недаром же он так говорит, но любит он его только на первом этаже.

Клод, может быть, и любит мальчика как сына, недаром же он так говорит, но любит он его только на первом этаже.

кто может сказать, вытекает ли слово из уже определенной политической позиции, или, наоборот, оно, это слово, и формирует позицию, постепенно откладывая в их мозгах непреложную истину: бойцы ФНО бандиты.

хочет, чтобы страной руководил кто-нибудь, кого он уважал бы, и додумывает, боясь признаться самому себе: кто-нибудь не такой, как я. Тот, чье превосходство было бы мне столь очевидно, что я даже не мог бы ему завидовать. Говорят, что перед восстанием 1871 года Эль Мукрани — который до тех пор исполнял и даже предугадывал приказы французов — заявил: «Я согласен подчиняться солдату, но не торгашу». Али чувствует примерно то же самое.

За границами его владений мир кажется слишком туманным, чтобы формулировать желания от своего имени.

У меня не получится.
Глобально. Подниматься каждое утро. Есть три раза в день. Любить. Больше не любить. Расчесывать волосы. Думать. Двигаться. Дышать. Смеяться

незнакомо это раздавившее ее откровение: повседневная жизнь — спортивная дисциплина высокого уровня, и ее только что дисквалифицировали.

Алжир всегда был где-то рядом. Это была сумма составляющих: ее имя, смуглая кожа и черные волосы, воскресенья у Йемы. Это и есть Алжир, который она никогда не могла забыть, потому что носила его внутри и на лице.

как будто иммиграция никогда не кончается, как будто она сама в вечном движении

книги французов поглощают Алжир с его сказками и превращают их в несколько страниц своей Истории