Майк Тайсон

Кас однажды сказал мне: «Знаешь, встречаются животные, переодетые под человеческие существа, и ты оказываешься недостаточно искушен, чтобы отличить их от людей».

Позже я понял психологию Каса: ты даешь слабаку почувствовать себя сильным, и он начинает от тебя зависеть.

– Что с вами? Вы выглядите уставшим, – поинтересовалась она.

– Они думают, что я сумасшедший, потому что укусил этого ниггера за ухо, но они не знают всей правды. Я укусил его за то, что он бил меня головой, и судья не прекращал боя. Я был в отчаянии, и у меня не было выбора. Это – единственная причина.

Она на минуту задумалась, затем спокойно произнесла:

– Вы дрались. Вы сражались.

Я был под сильным кайфом, но эти слова пронзили меня насквозь, словно древняя мудрость учения дзен.

Черт подери, я ведь, действительно, сражался. Я сразу почувствовал себя исцелившимся. Она сказала это так авторитетно. Я был поражен тем, как она меня глубоко поняла после нескольких секунд общения со мной. «Вот почему психиатрам надо платить большие деньги», – подумал я.

Моя эйфория была прервана появлением медсестры.

– Нэнси, пришло время приема лекарств, – сказала медсестра женщине, с которой я разговаривал.

– Засунь их себе в жопу! – обозлилась та и выбила лекарства у медсестры из руки. Тогда медсестра подала знак, появились два крепких санитара и надели на даму смирительную рубашку. Она яростно сопротивлялась, пока они, наконец, не одолели ее.

Я осмотрел зал. В углу сидел парень, который пускал слюни и разговаривал сам с собой. И я осознал, что я не в зале ожидания высшего класса, а в психиатрическом отделении, и все находящиеся здесь, включая двойника Велми из «Скуби-Ду», – это сумасшедшие и придурки.

В России даже нет такого слова, как «гармоническое сочетание». В России нет равновесия, пропорциональности, баланса. В России есть только крайности. Вот почему я там так хорошо вписываюсь.

Я не верю в загробную жизнь. Существует только этот мир. И поэтому для твоего же собственного нравственного облика имеет смысл делать добро в этом мире. Поверьте мне, уж я-то знаю: когда ты делаешь добро, ты чувствуешь себя лучше, чем когда делаешь зло. На моей совести много нехороших дел. Удовлетворение испытываешь только тогда, когда делаешь добро.

Если бы я мог так и прожить оставшуюся жизнь, оплачивая свои счета, я был бы рад своей судьбе. Платить по счетам, не иметь арестов, не сидеть в тюрьме, не попадать ни в какие нервотрепки. Меня даже не беспокоит то, что я ничего не оставлю своим детям. Просто жить, когда никто не причиняет тебе боли, – одного этого уже вполне достаточно.

Я знаю, что во мне есть некая пустота, и я много лет пытался заполнить ее наркотиками, выпивкой и сексом. Я думаю, что всему причиной то, что мы смертны. Мы знаем, что все это временно. Мне предстоит состариться и умереть завтра, или через десять лет, или, если мне повезет, через сорок лет. Но когда ты со своей семьей, у тебя появляется чувство, что ты будешь вечно.

По-видимому, букмекеры Лас-Вегаса были не согласны с этим утверждением, потому что они принимали ставки не на сам бой, а только на «больше или меньше пяти раундов». Похоже, я изобрел новый тип ставки в боксерском тотализаторе: «больше или меньше определенного количества раундов». До меня такого не существовало.

Я не могу поверить в это. Я б… дь, чемпион мира в двадцать лет, – сказал я ему. – Это, б… дь, нереально. Чемпион мира в двадцать лет! Я же еще ребенок, я, б… дь, просто ребенок.

А затем я вспомнил, что читал кое-что у Ленина, когда жил у Каса, что-то вроде: «Свобода – это очень опасная вещь. Мы должны очень тщательно нормировать ее». Это высказывание я должен был бы принять во внимание и помнить его в последующие годы.