Зигмунт Бауман

Концепты, связанные с внешним, вне-индивидуальным давлением, можно разделить на две широкие категории. Первую группу понятий образует серия «внешних ограничений» – похожих на то почти физическое, ощутимое сопротивление, какое мраморная глыба оказывает фантазии скульптора. Внешние ограничения – это те элементы внешней реальности, которые делят индивидуальные намерения на исполнимые и нереальные, а ситуации, которые индивид хочет создать своими действиями, – на весьма вероятные и маловероятные. Индивид по-прежнему преследует свободно избранные цели, однако его благонамеренные усилия рушатся при столкновении со скалой или непрошибаемой стеной власти, класса или принудительного аппарата. Вторая группа концептов относится к тем регулятивным силам, которые обычно «интернализованы» индивидами. Посредством тренировки, муштры, обучения или просто примера со стороны окружения, сами мотивы, ожидания, надежды и стремления индивида формируются в специфической форме, так что их направление не вполне случайно с самого начала. Это «устранение случайности» постулируется такими понятиями, как «культура», «традиция» или «идеология».

Всякая воля свободна, но некоторые воли свободнее других: некоторые люди, которые сознательно или бессознательно исполняют функцию воспитателей, внушают (или модифицируют) когнитивные предрасположенности, моральные ценности и эстетические предпочтения других людей и таким образом внедряют определенные общие элементы в их намерения и последующие действия.

Свободный индивид – это отнюдь не универсальное состояние человеческого рода, а продукт истории и общества.

Замысел этой книги состоит в том, чтобы «остраннить знакомое»; чтобы увидеть свободу индивида (которую мы обычно принимаем как данность, как свойство, которое можно исказить или разрушить, но которое «всегда имеется») как загадку, как феномен, который можно понять, только обосновав и объяснив. Смысл этой книги в том, что индивидуальную свободу мы не можем и не должны принимать как данность, поскольку она появляется (и возможно исчезает) вместе с конкретным типом общества.

Свобода обозначает социальное отношение, асимметрию социальных состояний;
в сущности, она подразумевает социальное различие – она предполагает и имплицирует наличие социального деления. Некоторые люди могут быть свободны лишь постольку, поскольку существует форма зависимости, какой они стремятся избежать.

«Свободная страна» не гарантирует ни того, что наши действия будут успешны, ни того, что с нашими словами согласятся.

свобода – как воздух, которым мы дышим. Мы не спрашиваем, что такое воздух, не тратим времени на обсуждения, споры, мысли о нем. Если только не окажемся в набитом людьми помещении, где трудно дышать.

Вы можете сказать то, что хотите, – лишь затем, чтобы осознать, что не можете сделать так, чтобы вас услышали.

Опыт, непрерывно подкрепляющий наши убеждения, создан, разумеется, не правовой теорией (большинство из нас никогда о ней не слышали), но вытекающей из этой теории практикой – индивиды подписывают контракты от своего имени, берут на себя обязательства, несут ответственность за свои действия

сущность паноптикона в «центральности положения инспектора, в сочетании с известными и самыми эффективными приспособлениями для того, чтобы видеть, будучи невидимым». То есть его сущность – в асимметрии знания: инспектор знает все о заключенных, тогда как заключенные ничего не знают об инспекторе. Местопребывание и действия инспектора окутаны тайной, невидимы и потому непредсказуемы, тогда как все, что делает заключенный, находится под постоянным контролем, непрерывно открыто для оценки и корректирующего вмешательства. Во всяком случае, так дело должно представляться самим заключенным. Действительно, непрерывное наблюдение было бы очень полезно, но слишком дорого – если вообще достижимо. Поэтому «на втором месте по желательности», предлагает Бентам, должно стоять, чтобы заключенный «во всякий момент, имея основания это предполагать и не будучи способным убедиться в противном, должен воображать себя „под наблюдением“»