Григорий Крылов

Но я думаю, что многие люди любят свои проблемы. Это дает им всевозможные предлоги, чтобы не расти и смиряться со своей жизнью.

«Нет ничего лучше страшного кино, чтобы заставить твою девчонку прижаться к тебе».

Со времен войны я приучил себя не говорить о своих радостях, если собеседники не готовы их разделить – как чаще всего и бывало, после чего я обижался и радость моя блекла; ну почему каждый раз оказывается, что то, что интересно мне, глубоко безразлично окружающим?

Люди всегда говорили, ты, мол, смотри – будь поосторожнее. Вот только как быть поосторожнее, когда от тебя ничего не зависит, когда проблемы растут как снежный ком, как при этом человек – маленький человек здесь, на земле, – может быть поосторожнее?

«Я думаю, я тебя ненавижу», что означало, что она его не ненавидит, потому что «я думаю, я тебя ненавижу» – это то же самое, что «вероятно, я тебя ненавижу», а это то же самое, что «я не знаю, ненавижу я тебя или нет», а это то же самое, что «я тебя не ненавижу, боже мой, любовь моя, я тебя люблю, все еще люблю, всегда, всегда тебя любила и никогда не прекращала любить».

Я — глашатай, посланник. Могу передать послание.

Весьма велики были шансы, что вся эта армия передерется внутри себя, а до сражения с врагом дело не дойдет.

Любое безмозглое существо с рудиментарной нервной системой могло чувствовать боль. Для страдания требовался разум.

В некоторых городах, а особенно на Сепекте, соблюдалось затемнение, хотя все в один голос говорили, что это лишено малейшего смысла.

— Я же из запредельцев. Нас учили думать.