Надя Вассеф

На этой земле вдруг появилось два человека, за которых я бы с радостью отдала жизнь. Если бы я знала раньше, насколько крепка эта связь, я, быть может, и не рискнула бы стать матерью и поставить себя и других под угрозу такой страшной боли.

которая слышит каждое биение моего сердца

во времена такой культурной атрофии открыть книжный магазин было практически невозможно — и вместе с тем это было совершенно необходимо

Не могу представить, как можно воспитать в человеке чувство гражданского долга и принадлежности к обществу, если от всего мира его отделяет высоченная стена

Платон делал упор на служение общему благу. Сократ выступал за то, что нужно ставить собственное существование под сомнение. Аристотель считал, что залог благополучной жизни —

В его совершенстве есть искусственность, которая делает его уродливым

Зачем идти по жизни ослепленной собственным высокомерием

Из-за подобных эпизодов меня страшно раздражали изображения счастливых матерей на обложках книг о беременности. Где лица, изможденные вечным недомоганием и психозом? Где вся правда о дискомфорте и проблемах, которые вызывает кормление грудью? Почему никто не предупредил меня о том, что, пытаясь скрыть эти негативные эмоции, ты лишь усиливаешь в себе чувство вины?

Моя паранойя усиливалась. Я стала вести внутренние диалоги с книгами из Diwan — в особенности с одним конкретным автором, Элизабет Гилберт.

Со временем я поняла, что не злюсь на его любовниц. Они имели полное право делать то, что хотели, и не были в ответе за мои чувства. Гораздо больше меня удивило то, что и Номера Один я тоже не возненавидела — более того, я продолжала тепло вспоминать и беречь наши отношения. Возможно, в глобальном смысле его проступок был пустячным. Возможно, моя благодарность ему перевесила обиду. Его поведение и мой уход вывели меня на такой уровень свободы, достигнуть которого своими силами я бы никогда не смогла.