Юлия Белолапотко

Трэвис сжал мои бедра, и я заметила на его лице странную серьезность. Я провела рукой по безупречной груди, кубикам пресса, напрягающимся в такт музыке под обтягивающей майкой. Повернувшись к Трэвису спиной, я улыбнулась. Когда он обхватил мою талию и прижал к себе, в моей крови взыграл алкоголь, а мысли стали отнюдь не дружескими.

Трэвис впился в меня взглядом.

— Эбби, я сам могу о себе позаботиться.

— Извини, я…

— Мне не нужны твои извинения. Мне ничего от тебя не нужно, — резко сказал он, затем вскочил из-за стола и пулей вылетел из столовой.

— Не знала, что ты зол на меня.

— Я не на тебя злился. У меня есть идиотская привычка срывать гнев на тех, кто мне дорог. Это никудышное оправдание, знаю, но я действительно хочу извиниться, — сказал он, обнимая меня.

Я прижалась щекой к его груди.

— Черт побери! — Трэвис разинул рот. — Ты хочешь убить меня? Гулька, тебе придется переодеться.

— Что? — спросила я, осматривая себя.

Трэвис взял меня за руку и повел по коридору.

— Надень футболку… и кеды. Что-нибудь удобное.

— Что? Зачем?

— Затем, что иначе вместо Хоффмана я буду беспокоиться о том, что кто-то заглядывается на твою грудь, — сказал Трэвис, останавливаясь у двери.

— Мне казалось, тебе все равно, кто и что думает.

— Падаешь как девчонка. — Он усмехнулся.

Трэвис поставил меня на землю и потянул за собой в темноту. Через дюжину шагов я услышала знакомые выкрики — объявлялись имена и ставки. Вдруг в помещении появился тусклый свет — от лампы, стоявшей в углу. Я различила лицо Трэвиса.

— Эбби, я ничего не понимаю. Ты проводишь с ним каждую секунду своего времени весь последний месяц. Признайся, что у тебя к нему чувства.

— Мерик, оставь это, — поправляя полотенце на талии, сказал Трэвис.

Трэвис засмеялся и что-то пробормотал, а затем я услышала не один, а два женских голоса. Девушки хихикали, а в перерывах доносились приглушенные звуки поцелуев и стоны.

Сердце мое оборвалось. Я разозлилась на себя за эти чувств

— Гулька!.. — сказал Трэвис.

— Да? — отозвалась я, пытаясь ничего не выдать своим голосом.

— Ты остаешься?

— Я могу уйти, если хочешь, но пари есть пари.

Дверь слегка задрожала — Трэвис бился о нее лбом.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, но не стану винить тебя, если все-таки решишься.

— Значит, я освобождена от пари?

Последовала долгая пауза.

— Если я скажу «да», ты уйдешь?

— Ну да. Я же не живу здесь, глупенький. — Я попыталась выдавить улыбку.

— Тогда нет, пари по-прежнему в действии.