Евгений Клюев

тут чем-то залита страница —
как раз на слове «заграница»,

Но суть не в том, каков он на самом деле, – суть в том, каким мы его себе представляем.

Петропавел проницательно улыбнулся:

– Той, в которую я влюблен, я ничего не приписываю. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что внешность у нее не фонтан и ума особенного нет, и вообще…

– Ты или не влюблен, или дурак.

– Да-да… – рассеянно подхватило Белое Безмозглое. – Терпеть не могу учителей. Они всегда прикидываются, будто что-то объясняют, а на самом деле ничегошеньки не объясняют.

Только Совершенно Бесстрашное Письмо летело себе как летело и даже не заметило, что Большая Метель его заметает: у него действительно не было времени смотреть по сторонам.

— Вы что же, не видите, Совершенно Бесстрашное Письмо, что я заметаю Вас?! — надрывалась Большая Метель.

— Не вижу! — давясь снегом, откликалось Совершенно Бесстрашное Письмо. — Говорю же: я лечу по назначению и не отвлекаюсь.

Как жаль, что нет такого лайка: «Друг,
Вы зря меня берёте на испуг:
чего я мог, того я испугался
давным-давно, а с тем, чего не мог,
я разобрался (это не упрёк!),
когда на мне был пионерский галстук;
и, дорогой мой, я, закрыв глаза,
уже лет сто как расплатился за…
за музыку, заказанную мною,
а ту, что не заказывал, — увы,
её давайте оплати́те Вы,
причём не ноя — я же ведь не ною,
когда мне снова предъявляют счёт
и предлагают заплатить ещё
разок за мои старые причуды:
скорей всего, я заплачу опять,
но не за то, за что меня пенять
Вы принялись, — за это я не буду,
платите сами за свою войну,
а я… а я пойду себе вздремну
и, может быть, увижу сон о счастье,
а не увижу, так хоть встречу — свеж,
как… как огурчик (хоть меня порежь), —
гостей незваных, если постучатся;
давайте Вы пройдёте стороной,
как дождь, не повстречавшийся со мной:
скачите от меня подальше, зайка,
среди подобных Вам пугливых зайк»…
Полжизни бы отдал за этот лайк!
Но, к сожаленью, нет такого лайка

вдруг французский сопротивляется croissant,
вдруг испанский limón не подходит размером к стакану!
В общем, всё не идёт — всё идёт не по плану, Ксанф,
не по плану…
Ничего, не горюй, так бывает, народ поймёт,
он и так понимает, куда же ему деваться,
что бывает ужасно капризный турецкий мёд
и противный, как все итальянцы, caffè Lavazza.
Всё бывает на свете, спроси у Эзопа, Ксанф,
он тебе так и скажет, поверь наконец Эзопу:
иногда сам собой ломается автозак —
и счастливые дети бегут из него в Европу.
А бывает и так: всё придумал, предусмотрел,
на бумаге поставил печать и назад ни шагу,
ан… смотри-ка сюда: выбегает один пострел —
из Брюсселя, допустим, — и писает на бумагу.
Бог с тобой, да какой же он диверсант!
Просто всё не по плану и кончится — в общем, вскоре.
Не горюй, не ропщи на судьбу… — выпей море, Ксанф,
выпей море

Поколению не знавших войны
были дальние края не нужны —
ну и правильно: ведь что значит край?
Обойдёшься, во дворе поиграй!

Поколение не знавших войны
отсмотрело наконец свои сны.

Поколение не знавших войны
навсегда ушло из этой страны.

Поколению не знавших войны
мысли, в общем, были запрещены —
если громко… но что значила мысль?
Ну подумай про себя да уймись!

не могу починить тебе комп, прости! —
я на Луне, дорогой, это далеко.

Ехать нельзя, оставаться — ещё нельзей,
дикое прошлое бегает по пятам.
Боже, как много на свете стало друзей!
Боже, как мало их там… тарарам-там-там.