Кирилл Кобрин

озднесоветский мир, был в какой-то сте

до октября 1905 года, когда в Российской империи публичной политики не было, кроме той, что осуществляла и репрезентировала власть, людям с незаурядным общественным темпераментом было только два пути — в подпольщики и в литераторы; эти две области также нередко совпадали.

Только появление легальных политических партий, бесцензурной партийной прессы и избираемого парламента вернуло русской словесности возможность думать о себе как о деятельности возвышенной и не зависящей от злобы дня. Без Манифеста 17 октября 1905 года, к примеру, акмеизм как литературное движение был бы невозможен.

«беллетристикой», «изящной словесностью», тем, что может заинтересовать не специального читателя из круга знакомых автора, а человека из определенной социальной группы.

Карамзин заполнял пустоту, зияние на месте его отсутствия.

на том языке, на котором сочинялась русская литература до 1780—1790-х годов, писать прозу было и неинтересно, и бесполезно.

В те времена путешествие было важнейшим способом воспитания души.

Формула получилась удивительно емкая, удобная и смысла не имеющая — настоящий идеологический шедевр.

Мне, который любил в своей стране лишь ее будущее, что прикажете мне тогда делать с ней?»

Без памяти мир распадается, он теряет не только причинно-следственную связь – мы ведь устанавливаем ее ретроспективно, накладывая объясняющую схему на уже прошедшие события, выводя из них нынешнее положение дел, – он теряет свою форму, превращаясь в состояние, в котором пребывало все до появления