Энн Ламотт

Если вы в чем-то похожи на меня, то поначалу, наверное, попытаетесь заполнить каждую страницу остротами и блестящими откровениями — чтобы всему миру стало ясно, как вы умны, догадливы и восприимчивы. Со временем, когда научитесь и привыкнете работать каждый день, вас почти неизбежно потянет изображать в лицах трагедию рода человеческого. А трагедия, как правило, не располагает к остротам и афоризмам. Скорее она требует перевести разговор в область морали; цель литературы — подлинной литературы — в том, чтобы показать человеческую суть с точки зрения этики.

Итак, моральный кодекс не может быть главной идеей книги. Это ваша личная глубокая вера во что-то. Каждый день нас подстерегает новая опасность, и нет смысла собирать публику и обращаться к ней, если вы не можете сказать ничего конструктивного и жизнеутверждающего

Как говорит мой друг Карпентер, нам больше не нужен цыпленок Цыпа50, который предупредит, что небо падает, — потому что оно уже обрушилось. Теперь главное — суметь позаботиться друг о друге.

Некоторым пригодится любой лучик света, а если вы еще и можете повеселить нас, мы готовы заплатить за это любые деньги. Для многих добрые книги, красивые тексты — неизменное утешение, даже лучшее, чем самые изысканные яства. Пишите о том, что для вас по-настоящему важно. Любовь, смерть, страсть, стремление выжить важны для всех нас. Вера в Бога и спасение природы тоже интересуют многих.

Нужно вернуть себе уверенность и интуицию, отвоевать их у жизни. Для этого надо полагаться на память и воображение, особенно когда пишешь первый черновик. На этом этапе обычно заедают тревога и сомнения, поэтому так важно выпустить на волю фантазию, дать ей разгуляться и порезвиться. Тут все как в танце: нельзя поминутно смотреть на ноги и проверять, как они движутся. Надо просто танцевать.

Наша интуиция бывает застенчивой, ее нужно подбадривать и уговаривать. Только не переусердствуйте: душевные движения и работа подсознания раздувают пламя, но потом от него остается слабый мерцающий язычок. Он задохнется и совсем погаснет, если бесконечно суетиться вокруг, но станет гореть долго и ярко, если окружить его спокойным и ласковым вниманием.

Допустим, у вас в голове стукнуло: «Вижу этого персонажа в багровом костюме из акульей кожи». И тут встревоженный материнский голос начинает шептать: нет, нет, одень его поприличней. Но если все время слушаться маму, вы скоро заснете от скуки, и читатель тоже.

У писательского ремесла есть огромный плюс: оно дает законный повод перепробовать разные занятия и исследовать разные места. Еще один плюс в том, что сочинительство учит вглядываться в жизнь, в ее гущу, в то, как она кипит и движется вокруг.

Все детство мне казалось, что я думаю о совсем ином, чем мои сверстники. Не обязательно более глубоком; и все же мой ум пытался нащупать и выработать какой-то творческий, духовный или эстетический подход к осмыслению мира. Я читала намного больше, чем другие дети.

«Птицу за птицей, друг. Описывай птицу за птицей».