Ирина Комиссарова

Насколько он разбирался в их традициях, его примут за демона или одержимого демонами. Учитывая количество алкоголя, пропитавшего его печень – орган, издревле считавшийся вратами в мир духов, – в каком-то смысле они будут, конечно, правы. Его череп был полон шепотов – шепотов на языке горящих листьев табака, коррозионного гула канцерогенов, пускающих метастазы в мозг.

Дон не был поклонником Риоко и Кэмпбелла, этой парочки полоумных псевдоученых, которые обеспечивали работой производителей фольги уже добрый десяток лет.

Ехали они на седане, одолженном Доном у слегка влюбленной в него практикантки, которая только спустя семестр учует, подобно всем прочим до нее, исходящие от него флюиды несокрушимой тридцатилетней верности почти не бывающей дома жене.

Ветер играл гривой ее волос, хлестал ими по смуглому от загара лицу, сообщая ее облику оттенок сверхъестественности, словно являя миру прекрасное двуединое существо, полуженщину-полубогиню, сочетающую в себе нежность и жестокость обеих.

– Ну слушай. Хорошо бы закончить начатое.

– Не строй из себя крутого.

– Ты же любишь.

– Я люблю тебя. А парочка крутых знакомых у меня у самой найдется. Настоящих отморозков. Так что будешь широко шагать – штаны порвешь, котик.

Он вздохнул, она украдкой улыбнулась и переключила радио на блюзовый канал.

Дон с Мишель, улучив момент, дали деру.

«В общем и целом, – размышлял Дон, выжимая педаль газа и рванув с места так, что взвизгнули покрышки, – типичный такой вечерок в заграничных краях в компании моей дражайшей супруги». Он постарался отмахнуться от мысли, в какие переплеты ей случалось угодить, когда его не было рядом, чтобы помочь унести ноги.

– Не зови меня крошкой, крошка.

Ночь не изменилась. Она такая же, как и сто лет назад. Тысячу.

Ему не нравилось, до чего тусклым и бледным казался свет фар на фоне мрака и тумана.

Это клуб для избранных.

– Черт, а что я тут делаю?

– Идешь в нагрузку ко мне.

Все молодые и дюжие компаньоны Аргайла представлялись Дону скорее типажами, чем настоящими людьми, и все они сливались в некий сплав, воплощение эффектной и угрюмо-агрессивной американской мужественности.