Parkstone International

Заповеди Моисея запрещают изображать человека.

Великие портретисты — такие бесподобные рассказчики, что порой имя персонажа знать и не важно. Так, «Юноша с перчаткой» Тициана, «Мужской портрет» Рембрандта из Метрополитен-музея или «Дама с веером» Диего Веласкеса производят едва ли не большее впечатление, чем портреты известных особ кисти тех же мастеров.

В обществе все мы носим маски и, лишь забывшись, подчас приоткрываем лицо.

Еще Аристотель утверждал: задача искусства вовсе не в том, чтобы «представить внешний вид вещей», но в том, чтобы «олицетворить их внутреннее значение».

Высказанное Френгером мнение о том, что сюжетами главных религиозных образов Босха являлась не традиционная христианская тематика, а квазирелигиозные культы, стало поворотным моментом в понимании творчества этого загадочного художника.

Являясь современником реформатора Мартина Лютера (1483-1546), Дюрер мечется между двумя основными христианскими воззрениями, представляя католиков в своих картинах Житие Богоматери (1503-04), Святой Иероним в келье (1514), и протестантов – в Рыцаре, Смерти и Дьяволе и Меланхтоне (1526). Дюрер всегда отличался изобилием свежих идей.

Скорость, с которой Кандинский совершил переход от открытия в Мурнау до чистой абстракции (период менее двух лет) подтверждает, что он к этому стремился.

Критика часто говорит о «полистилизме» раннего Кандинского, вероятно, не без основания.

Открытость «всем языкам» помогла Кандинскому обогатить себя, не поддаваясь внешнему влиянию.

Кандинский, не добившись какого-либо признания, не чувствуя себя профессионалом, вдруг превращается из ученика в мастера. Он был абсолютно прав, когда осознавал причины непонимания русской и немецкой критики: первые учуяли пагубное «влияние Мюнхена», а вторые – «византийское влияние». Будучи чужеродным ко всему, он был способен воспринимать все.