Эти многие и многие были не эсэсовцами, а рабочими, конторщиками, техниками, машинистками – лишь меньшинство из них носило партийные значки. Вместе взятые, они были для меня немецким народом. И точно знали, что происходило вокруг них и с ними, ведь, как и мы, чувствовали запах гари от расположенного рядом лагеря смерти, а иные носили одежду, только вчера снятую с жертв на селекционной платформе. Бравый работяга, мастер-монтажник Пфайфер, однажды гордо продемонстрировал мне зимнее пальто – «еврейское пальто», как он сказал, – которое расстарался себе раздобыть. Им казалось, все в порядке, и они, я твердо убежден, проголосовали бы за Гитлера и его приспешников, если бы тогда, в 1943-м, оказались у избирательных урн. Рабочие, мещане, люди с высшим образованием, баварцы, жители Саара, саксонцы – разницы нет. Жертве волей-неволей приходилось уверовать, что Гитлер – на самом деле немецкий народ. У моих Вилли Шнайдера, Герберта Карпа и мастера Маттеуса не было шансов в противостоянии с такой массой народа.