Редгрейн Лебовски

«Притворяйся до тех пор, пока сама не поверишь в свою ложь»

– Надеюсь, ты доволен. – Инга бесшумно вошла в спальню.

– Отчасти.

– Исайя и Адель не оправдали твоих ожиданий?

– Если они все еще здесь, то как думаешь?

Инга усмехнулась.

– Ты их не отпустишь, даже если они предадут тебя. Особенно девочку. Разве я ошибаюсь?

Лука не собирался отвечать.

Несмотря на холод, Исайя не надел пальто. Две верхние пуговицы его чистой, отутюженной рубашки были расстегнуты, а рукава засучены. Он протянул руку и прикоснулся пальцами к стволу. Поначалу ничего не происходило, а потом дерево неожиданно начало меняться. Корявые сучья зашевелились, словно кто-то вдохнул в них жизнь. Сухая потрескавшаяся кора разгладилась, на тонких веточках появились почки, часть которых превратилась в сочные зеленые листья, а часть распустилась розовыми цветами. Это была вишня. Посреди морозного ноября расцвела вишня.

Исайя неожиданно вздрогнул, словно только сейчас ощутил присутствие Адель. Он отдернул руку, и цветы осыпались, укрывая мерзлую землю ярким весенним ковром. Исайя обернулся. Даже с небольшого расстояния Адель заметила на его лице удивление.

– Давно ты здесь стоишь?

– Нет. Прости, – спохватилась она. – Я не… не хотела мешать.

– Как тебе удалось сбежать от Малахии?

– А с чего ты взяла, что я сбежал?

– Иначе как ты оказался здесь?

Голос Исайи упал до шепота:

– Он сам отпустил меня.

– И Лука об этом знает? – Адель удивленно подняла брови.

– Да. – Исайя кивнул. – Я сказал ему правду. – Он помедлил, но, что-то обдумав, добавил: – Ну, почти.

– Только не говори, что он тебе поверил! – отрезала Адель. Ей все еще было трудно представить общую картину, но отдельные фрагменты начинали складываться.

– Поверил. Я не солгал, только скрыл некоторые факты. Малахия предполагал, что рано или поздно Лука придет за мной, так что, когда это случилось, он позволил мне уйти, поставив лишь одно условие.

Зная Малахию, это условие непременно должно было быть жестоким и подлым. В его стиле.

– И что же это?

Исайя пожал плечами.

– Когда придет время, я должен вернуть тебя в Солнечный дворец, если ты не захочешь возвращаться по своей воле.

Адель покачнулась, словно от удара. Нет, она знала, что Исайе нельзя доверять, но подобного не ожидала.

– Какой же ты трус! – попятившись, разъяренно прошипела она.

Исайя одарил ее мрачным взглядом.

– И ты действительно так считаешь.

Это не было вопросом: видимо, выражение лица Адель стало слишком красноречивым. Она уже открыла рот, готовая выдать гневную тираду, но Исайя опередил ее:

– Я не стану этого делать. Я даже не собирался.

– И я должна тебе поверить? – Адель не сдержала нервного смешка и сделала еще шаг назад.

– Очень надеюсь, – процедил сквозь зубы Исайя. – В мои планы не входит быть твоим надзирателем. Сама подумай, стал бы я рассказывать тебе об этом, если бы намеревался исполнить приказ Малахии?

– Если хочешь узнать, что задумал злодей, – Исайя приблизился к Адель, – начни думать как он.

– Разве в таком случае ты не рискуешь сам превратиться в злодея?

– Непохоже, чтобы у нас остался выбор.

Что, если он сам хочет, чтобы они остались?…

Адель зачерпнула горсть снега с ближайшего куста и сжала в ладони, отчего пальцы быстро окоченели. Хорошо. Холод обжигал, но она только крепче стиснула кулак. Если сосредоточиться на этой пульсирующей боли, можно ненадолго забыть о сомнениях, не дававших покоя в последние дни.

Господин Бартоломью прекрасно помнил их первую встречу семь лет назад. В холодный январский день он случайно забрел на задворки заброшенной таверны в поселке Пак, неподалеку от Керо, и нашел пятнадцатилетнего паренька, копающегося в куче мусора. Была жуткая метель, но это не мешало Исайе упорно перебирать хлам в поисках того, что можно было еще починить и продать. Это был его способ выжить, продержаться до завтра. И каждый день все начиналось заново.

– Как ты догадался, что Адель поддержит тебя? – спросил наконец Джаспер, отогнав воспоминания. – Не пойми меня неправильно, но, кажется, она не пытает к тебе или другим Джентльменам особо дружеских чувств.

Исайя кивнул.

– Это не столь важно. – Он оставил глобус. – Она помогла мне не по доброте душевной, а лишь вернула то, что посчитала долгом.

– Долгом? – переспросил Кью.

– Разоблачив Айзека Чайкова, я не выдал его Инквизитору, – как-то не очень охотно ответил Исайя. – Адель посчитала, что должна мне, хотя это не совсем так, учитывая, что в силу неких событий я долго считал ее ведьмой и неоднократно угрожал убить.

Раскосые глаза Кью расширились от удивления.

– Ты что, шутишь? – Он неодобрительно посмотрел на товарища. – Пожалуйста, скажи, что не навредил бедной девушке, иначе мне придется тебе тоже хорошенько врезать.

– Нет, конечно!

– Что с тобой случилось? Я хорошо помню ту маленькую девочку, над которой издевались другие дети; девочку, которая ненавидела их за то, что они причиняли боль не только ей, но и Яго. Она помнила каждый удар, смешок и плевок в свою сторону. Маленькая Мэри, которой так откровенно пренебрегали, мечтала заставить их страдать. Ты рассказывала мне, как ненавидишь тех жалких людишек и хочешь, чтобы они исчезли, оставив вас с Яго в покое. – Он обхватил ее лицо обеими руками. – И они исчезли.

– Но я не желала им смерти, – прошептала Адель, почти не разжимая губ. Она вся дрожала от нараставшего внутри напряжения. Услышанные слова всколыхнули непрошеные воспоминания о детстве, многое из того, что она так долго пыталась забыть.

– Да что случилось с моей Мэри?

– Она выросла, и прекрати так меня называть! – Адель высвободилась из его цепких пальцев. – Зачем ты рассказываешь мне все это?

– А ты разве не поняла? – Черные глаза Луки лихорадочно блестели, из-за резких теней лицо казалось особенно ожесточившимся. – Я выбрал тебя… и превознес. – Он наклонился и прижался лбом к ее лбу. – Каково это… быть человеком?

Адель вздрогнула. Что-то внутри уступило энергетическому полю Черной дыры, и оно обрушилось сокрушительной волной. Сердце забилось быстрее, телом овладела сладкая истома. Мрак внутри Адель услышал своего создателя и отозвался. Тьма была столь прекрасной и желанной, что хотелось раствориться в ней.

– Это… – она запнулась. – Это больно.

– Боль меняет. – Голос Луки смягчился. – Она создает чудовищ. Знаешь ли ты, Мэри, что каждый зависим от той боли, что сотворила его? Боль приносит страдания и в то же время дарит покой. Мы спокойны, зная, что хуже нам уже не будет.