Дина Хапаева

Язык персонажей Поттерианы отражает нормализацию пыток и банализацию зла. Такие фразы, как «чтобы тот от боли позабыл обо всем на свете», подчеркивают «экономический аспект» зверства [831]. Хагрид, положительный герой, рассказывает Гарри об убийстве его родителей, употребляя жаргонные словечки профессиональных киллеров: мол, Волан-де-Морт собирался убить и младенца Гарри, чтобы все было шито-крыто, «а может, ему просто нравилось людей убивать» так, «чтобы следов не оставить» [832]. Пытка в Поттериане становится обычным средством коммуникации и получения информации, а также рутинной формой наказания [833], но никогда не обсуждается в аспекте нарушения прав человека и оскорбления человеческого достоинства. Она представлена как рядовой обычай, как политика, настолько прочно вошедшие в повседневную жизнь, что и говорить нечего. Гарри и его друзья не рассматривают суд и закон как средство разрешения конфликта. Для них единственный способ решения проблем — это борьба и сила, и это потому, что государственная система, в которой они существуют, остается недееспособной и коррумпированной.

Я бы сказала, что «непреодолимое прошлое» Европы можно рассматривать как важную историческую предпосылку культа смерти. Опыт концлагерной вселенной [888] породил глубокое разочарование в человеке и человечестве. Он подорвал существовавшую в эпоху Просвещения веру в человеческую природу и человечество, в то, что это единственный в своем роде биологический вид, обладающий моралью, и создал благоприятные предпосылки для массового разочарования в человеческой природе. В 1960‐е и 1970‐е годы, почти тридцать лет спустя, новые поколения в западных демократиях начали прорабатывать историческое наследие Аушвица, которое предыдущее поколение стремилось изгладить из памяти. Что касается советского коммунизма, то публикация на Западе в 1973 году романа «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына резко расширила понимание масштаба преступлений против человечества, совершенных в России при «советах» и стала вехой решительного развенчания иллюзий по поводу коммунизма. «Кризис будущего» — массовое разочарование в традиционных, ориентированных на будущее политических идеологиях, основанных на «религии прогресса», — начался на Западе в 1970‐е годы во многом благодаря тому, что Теодор Адорно назвал «проработкой прошлого» [889]. Концлагерную вселенную можно рассматривать как неизбывное совокупное наследие современного общества, включая Соединенные Штаты — страну, не имевшую непосредственного опыта тоталитарных режимов, будь то нацизм или коммунизм [890].

Если рассматривать ритуалы как выражение принадлежности к определенной общности, то эти изменения могут отражать растущее разочарование в человеческом сообществе и абсолютное неприятие идеи принадлежности к какому-либо коллективу вообще.