Майкл Игнатьев

Если права человека действительно универсальны, то их попрание где бы то ни было является нашим общим делом. Но мы не можем вмешиваться во все подобные ситуации: ведь если использовать ресурсы неэкономно, то мы не сумеем быть эффективными. Раз дозирование интервенций неизбежно и необходимо, нужны четкие критерии, всякий раз обосновывающие вмешательство. В конце 1990-х годов сложился свод из трех подобных критериев: 1) нарушения прав человека в конкретном случае должны быть масштабными и систематическими; 2) они должны угрожать международному миру и безопасности близлежащих регионов; 3) у военного вмешательства должен быть обоснованный шанс положить конец преступлениям.
На практике, однако, применяется и еще один, четвертый критерий: регион, оказавшийся в центре внимания, должен обладать значимостью в культурном, стратегическом или геополитическом отношении в глазах хотя бы одной крупной державы, а остальные державы не должны препятствовать применению в нем силы. В основе интервенции в Косово лежала именно такая комбинация мотивов: озабоченность правами человека подкреплялась здесь политическими резонами, поскольку преследования, которым подвергались косовары, были чреваты дестабилизацией Албании, Македонии и Черногории, являя угрозу миру и стабильности в регионе.

Руандийский случай показывает, что разграничительную линию между внешней и внутренней сторонами конфликта провести крайне трудно; что критерий национального интереса, удерживающий от интервенции, далеко не столь четок, как представляется его сторонникам; что, наконец, беспрецедентность совершаемых зверств может заставить нас вмешаться даже тогда, когда никакой непосредственный национальный интерес не затронут.

Даже если поведение того или иного государства «у себя дома» не несет очевидной угрозы для международной системы в текущий момент, это достоверный фактор, предопределяющий то, что такая угроза появится в будущем.