Мэгги Стивотер

— Тебя долго не было. — Коул из вежливости отступил на шаг назад. — Я решил посмотреть, не за ружьем ли ты пошла.

— Мой папа, к твоему сведению, отстреливает волков. Так что советую тебе держаться подальше от нашего дома.

— Буду иметь в виду, когда окажусь в теле животного, не способного на более высокие помыслы, — сказал Коул. — Спасибо.

Из головы у меня не выходили его человеческие глаза на волчьей морде; в них была такая же пустота, как у меня в душе.

Мандельштам написал их про меня, не имея обо мне ни малейшего понятия.

«Но не волк я по крови своей…»

Мои родители всегда так тряслись надо мной — до того самого дня, когда решили, что я должен умереть.

Как волной мучительной тошноты подступал к горлу желудок. Как медленно взрывался болью позвоночник, принимая иную, отличную от человеческой форму.

Странное это было чувство — вылезать из машины в безмолвную ночь, ежась от пронизывающего холода и зная, что все голоса из моего прошлого теперь заперты в лесной чаще. Все, кроме меня.

Собственную комнату я оставил напоследок. С потолка свисали на нитках журавлики-воспоминания. По стенам тянулись книжные полки. Пахло затхлостью и запустением; мальчик, который вырос здесь, не жил в этой комнате уже давно.

Что ж, теперь я буду тут жить. Одиночка, слоняющийся по дому в надежде на возвращение остальных членов семьи.

Я не сразу сообразил, что теперь она обращается к самоуверенному обмороженному типу.

— Мне не улыбалось по пути к машине завтра утром наткнуться на кучку его пальцев, — пожала плечами я.