Ален де Бенуа

В основе либеральной теории лежит идея обществен­ного договора, заключенного индивидами исходя из част­ных интересов. Связанное с этим упрощающее опреде­ление человека обусловлено в истории европейских стран с поднятием класса буржуазии, ценности которой были противоположны одновременно ценностям аристократиче­ским и народным. В этой перспективе индивидуум утверж­дает себя в ущерб коллективу. Провозвестник либерализма Адам Смит утверждал, что у торговца нет родины, он мо­жет поселиться в любой стране. родина — там, где он умножает свою прибыль. Таким образом, распространение либерализма исторически шло рука об руку с разрушени­ем коллективных структур, естественных сетей взаимо­помощи.
Немецкий мыслитель Артур Мюллер ван ден Брук утверждал: «либерализм убивает народы». Его финальная цель — установить общество, которое будет только рынком. В таком обществе коммерческие, торговые ценности становятся единственными, а ценности, которые невоз­можно свести к какому­то расчету, становятся не существу­ющими, они исчезают. Можно вспомнить известную фор­мулу, согласно которой общество рынка — это царство количества. Только количества. К этому можно прибавить и некую тенденцию к скрытой или слабо протекающей гражданской войне, которая особо просматривается в со­циальном дарвинизме, где индивидуумы больше не свя­заны между собой. Они всегда находятся в состоянии вой­ны по отношению друг к другу, поскольку другой — всегда потенциальный конкурент и, значит, потенциальный враг. Это экономическое видение человека имеет также мораль­ное и юридическое обоснование, которым является идео­логия прав человека, ставшая сегодня некой современной религией.

Жорж Батай утверждал, что «в основе каждого существа лежит принцип неудовлетворенности

По мнению либералов, этот индивид является облада­телем прав, «присущих его природе», которая не зависит от социальной или политической организации. Правительства должны гарантировать эти права, но не должны их выраба­тывать. Предшествуя всякой общественной жизни, они тем не менее не освобождены от обязанностей, так как обязан­ности подразумевают начало общественной жизни: нет обязанностей по отношению к другому, нет и другого. Индивид сам по себе является источником своих личных прав, начиная с права действовать свободно исходя из рас­чета и личного интереса. Он отныне находится в состоянии войны с другими индивидами, так как последние наделены теми же правами, таким образом, мир превращается в ры­нок, в поле для конкуренции. Индивиды могут объединять­ся, но их ассоциации носят условный, преходящий и времен­ный характер, так как основаны на консенсусе индивидов и предназначены только для наилучшего удовлетворения их интересов. Другими словами, общественная жизнь теперь является делом индивидуальных решений и заинтересован­ного выбора. Человек рассматривается как общественное существо не потому, что такова его природа, а потому что в этом заключается его выгода. если выгоды нет, то он мо­жет, по крайней мере теоретически, разорвать обществен­ный договор. В этом разрыве он лучше всего продемонстри­рует свою свободу. Для древних свобода существовала пре­жде всего в возможности участвовать в общественной жизни. В противоположность этому для людей современно­сти (les Modernes) свобода заключается главным образом в возможности от этой жизни уклоняться.

Джон Локк заявлял, что «ребенок не рождается подданным какой­-либо страны. Достигая взрослого состояния, он волен вы­бирать правительство, при котором ему будет лучше всего жить, и политическое тело, которое нравится ему больше всего

Все унижение современного мира, все его обесцени­вание, — писал Пеги, — происходит из-­за того, что совре­менный мир признал возможным выставить на продажу те ценности, которые античный и христианский миры счита­ли в принципе непродаваемыми»

Важной вехой на пути этой эволюции была победа в XIV в. номинализма (его главным представителем был Уильям Оккам), согласно которому не существует никакого бытия за пределами конкретного единичного сущего. Другой ключевой момент соответствует картезианству, смоделировавшему уже на философском поле индивида, который позже в юридической перспективе станет облада­телем прав человека, а в интеллектуальной — познающим субъектом эпохи Просвещения. начиная с XVIII в. эта эман­сипация индивида от его общественных связей стала интер­претироваться как достижение человечеством «возраста взросления» в перспективе всеобщего прогресса. Совре­менность, понятая в индивидуалистическом ключе, харак­теризуется, прежде всего, как процесс, в результате которо­го родственные и соседские группы, а также более широкие общины сдают права, чтобы «освободить индивида», т. е. упразднить всякую органическую солидарность.
Человек во все эпохи стремился утвердить себя и как лич­ность, и как социальное существо: индивидуальное и кол­лективное измерения не идентичны, но неразрывно связаны между собой. В холистском восприятии человек выстраи­вает себя на основе личных данных и в присущем ему социально­историческом контексте. Вот этой всеобщей мо­дели истории и противостоит индивидуализм, являющийся продуктом западного общества. Индивидуализм в современ­ном смысле этого термина является философией, рассматри­вающей индивида как единственную реальность и мерило всех ценностей. Такой индивид рассматривается как вещь в себе, абстрагированная от всякого социального и культур­ного контекста. В то время как холизм воплощает общество, находящееся в связи с унаследованными ценностями, кото­рые разделяют его члены, индивидуализм утверждает свои ценности независимо от общества, в котором живет человек. Вот почему он не признает никакого автономного статуса за общинами, народами, культурами, нациями и считает их только скопищами свободных атомов. Эти последние един­ственно и имеют ценность для либерализма.

Либеральная свобода предполагает, что люди могут абстрагироваться от своего происхождения, своего окру­жения, от контекста, в котором они живут, т. е. от всего, что делает их теми, кем они являются. Она предполагает, как говорит Джон Ролз, первичность индивида по отно­шению к его предназначению. Она представляет индивида субъектом, освобожденным от всякой привязанности, свободным от всякого детерминизма. ничего более этого не свидетельствует о том, что он предпочитает свободу любому другому благу. Такая концепция игнорирует при­вязанности и ангажированность человека, несводимые к рациональному расчету. Это абсолютно формалистская концепция, не дающая нам никакого представления о ре­альной личности.

Эта концепция говорит о том, что индивид имеет право делать все, что он хочет, до тех пор, пока его поведение не ущемляет свободу других. Свобода определяется также как чистое выражение желания, не имеющего теоретиче­ски другого предела, кроме идентичного желания других. Совокупность этих желаний трансформируется и овещест­вляется посредством экономического обмена. «не проти­воречит природе человеческого общества работать в соб­ственных интересах, не задевая права другого», — утверж­ дал Гроций, теоретик естественного права XVII в.9 Однако это слишком благодушное определение: на практике вся­ кое наше деяние затрагивает свободу других, и очень трудно определить момент, когда наша свобода начинает стеснять их свободу.
Свобода либералов — это прежде всего свобода соб­ственности. Она коренится не в бытии, но в обладании. Человек свободен в той мере, в какой он является собствен­ ником — и, прежде всего, собственником самого себя. Идея о том, что свобода заключается в свободе владеть собой, была заимствована и Марксом10.

Понимая нацию как рынок, Адам Смит совершил фун­даментальный разрыв между понятиями государства и тер­ ритории. Порывая с меркантилистской традицией, которая еще отождествляла политическую территорию и экономи­ческое пространство, он показывает, что рынок не должен быть ограничен конкретными географическими граница­ ми. рынок — более сеть, чем пространство. Эта сеть должна распространиться вплоть до окраин Земли, и единственный предел для нее может установить лишь способность к обме­ну. «Торговец, — пишет Адам Смит в знаменитом отрыв­ке, — необязательно должен являться гражданином какой­ то конкретной страны. Конечно, он им, как правило, явля­ется, но это не должно ему мешать вести свои дела в любом месте, где ему заблагорассудится, а также переносить в лю­бую страну свои капиталы и то производство, которое эти капиталы пускают в ход»13. Эти пророческие строки оправ­ дывают мнение Пьера Розанваллона, который видит в Смите «первого последовательного интернационалиста». «Граж­данское общество, понятое как текучий рынок, — добавля­ет Розанваллон, — распространяется на всех людей и по­зволяет преодолеть разделение на страны и расы».
Понятие рынка выгодно главным образом потому, что позволяет либералам решить трудный вопрос обоснования обязательств в общественном договоре. рынок может быть понят как закон, регулирующий общественный порядок без законодателя. регулируемый действиями «невидимой руки», он по своей природе нейтрален, так как не вопло­щен в каких­то конкретных индивидах. Он устанавливает абстрактный способ общественного регулирования, осно­ванный на объективных законах, позволяющих управлять отношениями между людьми без установления между ними отношений субординации, или подчинения. Экономический порядок должен реализовать порядок социальный, причем и тот и другой определяются как неинституализированные явления. Милтон Фридман пишет, что «экономический порядок является непреднамеренным последствием и неза­планированным результатом действий большого коли­чества людей, движимых исключительно собственными интересами». Эта мысль, глубоко развитая Хайеком, ин­спирирована тезисами Адама Фергюсона (1767 г.), писав­шего, что социальные факты являются результатом «дей­ствий людей, но не их намерений».

Для Адама Смита рынок является прямым последствием разделения труда: «Каждый участвует в рыночном обмене; таким образом, каждый становится в своем роде торговцем, а общество превращается в общество коммерсантов»18. рынок для либералов является парадигмой, господствую­ щей в обществе, все более и более заявляющем о себе как рыночное общество. либеральное общество является местом свободных обменов, в которых принимают участие лица и группы, движимые только желанием максимизировать личный интерес. Член такого общества, где все продается и все покупается, является либо торговцем, либо собственни­ком, либо производителем, но прежде всего потребителем.
Пьер розанвалон пишет: «Высшие права потребителей для Адама Смита это то же, что всеобщая воля для Руссо». В современную эпоху анализ либеральной экономики постепенно распространяется на все общественные факты. Семья уже воспринимается как малое предприятие, ребе­ нок — как объект долгосрочного инвестирования капита­лов, общественные отношения — как отражение заинтере­сованных конкурентных стратегий, политическая жизнь — как рынок, на котором избиратели продают свои голоса наиболее многообещающим партиям. Человек восприни­мается как капитал. Экономическая логика распространя­ется на все социальное. Зародившись в обществе, она в кон­це концов поглощает его целиком. Как писал Жеральд Берту: «Общество должно рассматриваться исходя из фор­мальной теории заинтересованного действия. Таким обра­зом, отношение вклад­прибыль и есть то, что движет миром»19. Все становится фактором производства и потреб­ ления, все регулируется спонтанным порядком спроса и предложения. Всякая вещь стоит столько, какова ее об­менная ценность, измеренная в цене. Соответственно все, что не может быть исчислено или измерено, объявляется неинтересным или несуществующим. Социальные практи­ки отныне выверяются экономическим дискурсом, абсо­лютно чуждым всему, что не имеет рыночной ценности. Сводя все общественные факты к универсуму измеряемых вещей, он и людей превращает в вещи: вещи взаимозаме­няемые и обмениваемые на деньги.