Натан Шварц-Салант

Пациенты говорят о том, что когда они раскрывали свою аутентичную самость перед родителями, то обнаруживали, что их ценят исключительно за хорошее поведение, а не за индивидуальность, и что их истинные чувства игнорируются как раз тогда, когда они обманулись и поверили, что на самом деле эти чувства имеют значение. Часто пограничный пациент будет горько сетовать на то, что его таланты то поощрялись, то отрицались по прихоти родителей. Эта динамика родительского злоупотребления часто приводит к катастрофическим последствиям, поскольку человек переживает эту ситуацию как насилие над самостью. Ему не остается ничего другого, кроме как ради выживания отщепить эксгибиционистские стремления, тоску и печаль или проявлять их в такой форме, которая гарантировала бы их отвержение.

В качестве отщепленной структуры эти эксгибиционистские влечения позже обретают автономную идентичность, в значительной степени сформированную интернализованной яростью в отношении самости и родительских фигур.

Самым удручающим является ожидание нападения со стороны пациента, не столько словесного, сколько через энергию ненависти, которая, кажется, вызвана желанием, ни много ни мало, полностью уничтожить терапевта.

ни – символ архетипа Великой Матери на начальных стадиях творения – бродило по миру и разрушало все, что видело. Мы можем сказать, что Око олицетворяет собой имагинальный взгляд в деструктивной форме и соответстует «истине» пограничного пациента. Этот взгляд у пограничного пациента отщеплен и бессознателен. В ходе терапии мы сталкиваемся с ним, прежде всего, как с неопределенным требованием, эманацией, заставляющей терапевта быть начеку; он вызывает чувство вины, дискомфортное телесное напряжение и затруднения дыхания, и в дальнейшем – расщепление тела и разума. Очень часто возникает ощущение, что пациент сканирует терапевта бессознательным взглядом.

Фактически, часть пациента наблюдает за терапевтом в отчаянной надежде быть замеченной, и в то же время готова к яростному нападению, если ее проигнорируют

Это око бдительно наблюдает за тем, какую сторону примет терапевт в сражении между базовыми потребностями человеческой природы и высшими запросами души.

При работе с некоторыми пограничными пациентами бессознательный взгляд ощущается как почти автономное присутствие, которое вторгается во взаимодействие пациента и терапевта и порождает неясную тревогу, побуждающую обоих отщеплять от себя переживание встречи.

Через энергетическое поле, преследующее или милосердное, пациент передает имагинальное восприятие собственного бессознательного – как писал Юнг: «Бессознательный дух человека понимает правильно, даже когда сознающий разум ослеплен и бессилен» (Jung, 1952, par. 608)11.

Терапевт теперь сам становится пограничным! Он ненавидит пациента и лечит его, не испытывая к нему ни малейшего участия.

Пациент также защитно идеализируется, поскольку ненависть терапевта к нему впоследствии отщепляется последством уловки: терапевт решает быть «открытым, спокойным, и сосредоточенным».

дают ключ к тому, что чувствует пограничная личность – глубокую ненависть и презрение к себе из-за собственного бессилия, ощущаемого при попытках изменить свою жизнь в лучшую сторону. Пограничный пациент будет «трусливо» рассеивать энергию, чтобы избежать чувства ненависти и ощущения, что его ненавидят, существующих внутри него.