Филип К. Дик

интриги, неизбежно порождаемые домашним затворничеством. Домохозяйки в этом смысле еще хуже политиков.

Я всегда говорил, что для каждого человека существует определенное предложение – последовательность слов, – способное уничтожить его. Когда Толстяк рассказал мне о докторе Стоуне, я понял, что существует и другое предложение, другая последовательность слов, способная излечить. Если повезет, вам достанется второе словосочетание, но нельзя забывать и о первом, так уж все устроено. Люди инстинктивно, без обучения умеют составить первое предложение, однако второму нужно научиться. Стефани была близка к этому, когда вылепила маленький горшочек О-Хо и подарила его Толстяку в знак любви, которую не умела выразить словами.

Когда Стоун подарил Толстяку перепечатку из скрижалей Наг-Хаммади, откуда он знал о важности для Лошадника гончара и глины? Для этого надо было быть телепатом.

«Всему когда–нибудь приходит конец, – рассуждал он. – Исчезнут национальности, исчезнут завоеватели и покоренные, останутся только люди».

Вот так вот, значит, действует крупнейший производитель андроидов, сказал себе Рик. Коварно, изобретательно и совершенно непривычным образом.

С другой стороны, андроидов отличало почти маниакальное стремление не выделяться, слиться с окружающей обстановкой. В таком людном месте, как музей,

Хотя… невозможно, наверное, жить и не вызывать чьей-то неприязни.

— Libera me, Domine, — сказал он.

— Что это значит?

— Это значит: помилуй меня, Господи.

Какая ирония: то, что должно предотвратить регресс, само подвергается регрессу.

Все изменится, за исключением, наверное, упрямой двери…

Когда одно насекомое научилось летать, другое, чтобы не летать самому, научилось плести паутину. Моллюски обзавелись твердым панцирем, а птицы наловчились поднимать их высоко над землей и бросать на камни.