Мария А. Харченко

Порой наши герои не доживают до конца.

Чем бы ни была ее сила – благословением или проклятьем, она исчезла – ну или, по крайней мере, находилась вне доступа.

Не заметил того момента, когда девочка перестала нести свою слабость как бремя и начала носить ее как обличье.

– Ты живешь одним мгновением. Я живу тысячью.

Умоляю, скажи, что планируешь переодеться в волькру и выпрыгнуть из торта

– Миша, – ответил он. Ему была просто необходима стрижка, но в остальном он выглядел вполне нормально.

Голос Николая оставался беспечным, но я чувствовала на себе взгляд его умных карих глаз

Быть может, любовь – это суеверие, молитва, которой мы откупаемся от правды о нашем одиночестве. Я запрокинула голову. Звезды казались такими близкими друг к другу, но на самом деле между ними пролегали миллионы миль. Возможно, в конечном счете любовь – это просто стремление к чему-то невероятно яркому и бесконечно недостижимому

Он древний, я это знала. Но в эту секунду он был просто мальчишкой – гениальным, одаренным непосильным могуществом, обремененным вечностью.

– Александр.

Зоя положила кольцо.

– Ты согласишься?

– Он не делал мне предложения.

– Но сделает.

– Возможно. Я не знаю.

Шквальная фыркнула с отвращением.

– Я соврала. Вот теперь я никогда не ненавидела тебя больше.

– Это будет что-то особенное, – сказала Тамара, – если на трон сядет гриш.

– Она права, – добавила Женя. – Стать той, кто правит, вместо того чтобы просто служить.

Они хотели королеву-гриша. Мал хотел королеву-простолюдинку. А чего хотела я? Мира для Равки. Возможности спокойно спать по ночам, ничего не боясь. Перестать чувствовать вину и ужас, с которыми я просыпалась каждое утро. Старые желания никуда не делись – я хотела быть любимой за то, какая я есть, а не за то, на что я способна, лежать на лугу в объятиях любимого человека и наблюдать за тем, как ветер гонит облака. Но эти мечты принадлежали девочке, а не заклинательнице Солнца или святой.

Зоя фыркнула, примеряя кокошник из жемчуга.

– Я все равно считаю, что на твоем месте должна быть я.

Женя кинула в нее шелковой тапочкой.

– В тот день, когда мне придется тебе кланяться, Давид споет голым оперную арию посреди Тенистого Каньона.

– Будто я возьму тебя в придворные дамы.

– Тебе повезет, если возьмешь. Иди сюда. Не можешь даже ровно надеть головной убор.