Сергей Соколов

И зачем ей такой простор, если он ее душит?

Запомни хорошенько, дочка, у мужчины всегда виновата женщина. Во всем. Никогда не забывай об этом.

– Только одно. Терпение. Тахамуль.

«Ты боишься, Нана, – сказала бы Мариам матери. – Ты боишься, вдруг я обрету счастье, которого у тебя никогда не было. Поэтому ты не хочешь, чтобы я была счастлива. Это твое сердце достойно презрения».

– Назад. Нет. Не смотри. Повернись и беги отсюда.

Но он не успел. Мариам уже все видела. Ивы склонились под ветром. Словно занавес раздвинулся. Стал виден перевернутый стул.

И веревка, свисающая с ветки.

И болтающееся на веревке тело.

Благословен тот, в руках которого власть и который властен над всякой вещью, который создал смерть и жизнь, чтобы испытать вас, кто из вас лучше по деяниям, – Он велик, прощающ!»

Я – все, что у тебя есть в этой жизни. Не будет меня, ты останешься одна-одинешенька на всем белом свете.

Запомни хорошенько, дочка, у мужчины всегда виновата женщина. Во всем. Никогда не забывай об этом.

В черные дни… мне кажется, ты все, что у меня есть на этом свете.

Если бы Мариам смогла подобрать нужные слова, то сказала бы матери, что ей надоело быть игрушкой в чужих руках, бессловесной ущербной куклой для выслушивания лживых жалоб на жизнь, лишним поводом для обиды.

«Ты боишься, Нана, – сказала бы Мариам матери. – Ты боишься, вдруг я обрету счастье, которого у тебя никогда не было. Поэтому ты не хочешь, чтобы я была счастлива. Это твое сердце достойно презрения».