Сара Фрайер

Facebook хотел расширить социальные связи, полагая, что сделает пребывание на сайте более ценным и заставит остаться подольше. Это тоже сработало. Но теперь в сеть каждого человека попадали люди, слабо связанные с его нынешней жизнью: там были и бывшие коллеги, и прошлые возлюбленные друзей – знакомые, с которыми он никогда не стал бы поддерживать отношения за пределами Facebook. Люди почти не публиковали личных новостей, как в прежние годы. Зато проходили тесты о том, на какого персонажа «Гарри Поттера» они больше похожи, и отправляли своим дальним контактам обязательное «С днем рождения!», поскольку Facebook им об этом напоминал. А еще вели разговоры, к которым любой мог легко присоединиться, – о политике.
Поскольку друзья теперь мало писали о личной жизни, Facebook нашел новый вид обновлений, заполняющих ленту новостей: пользователю показывали любой публичный пост, прокомментированный его другом, даже если автор поста находился за пределами его сети. Что увеличивало количество вирусного контента на Facebook, поскольку человеку не приходилось делиться чем-то, чтобы это увидела более широкая аудитория. В компании это назвали «пограничной историей», поскольку разворачивалась она на границе дружеского круга пользователя. И тоже способствовала распространению по Facebook политических дискуссий.

Проблема была в том, что алгоритм манипулировал человеческим естеством и что Facebook проглядел момент, когда у него начались неприятности.

Средства массовой информации выработали несколько подходящих интерпретаций того, Как Это Случилось. Главная теория состояла в том, что алгоритм новостной ленты, разработанный инженерами, чтобы давать людям то, что они хотят, продвигал статьи и видео, тонко подталкивавшие избирателей к тому, чтобы поверить в диковинные теории заговора и фейковые новости, часто выставлявшие Клинтон в худшем свете.

Фальшивые новости на веб-сайтах перемежались историями, которые не были полностью лживыми, но были гиперпристрастными или настолько эмоционально заряженными, что подстегивали либо паранойю, либо политическую лояльность читателей. Люди делились этими историями, чтобы доказать друзьям и родственникам свою правоту. А между тем сами одиозные сайты строили на приходящем с Facebook трафике целый рекламный бизнес.

Кригер всегда говорил сотрудникам Instagram «сначала делать простые вещи». Он считал, что не имеет никакого смысла вести дискуссии, которые окажутся актуальными лишь в том случае, если продукт будет успешным. Если IGTV станет популярным, тогда они смогут обсудить помощь Facebook. «Нам повезет, если именно это будет нашей проблемой», – говорил он.

Создание новых вещей требует, чтобы мы отступили назад, поняли, что нас вдохновляет, и сопоставили с тем, что нужно миру, – именно этим мы планируем заняться.

Данные помогают нам оформить сложные человеческие эмоции и отношения во что-то более пригодное для обработки

штурм, заложивший основу их философии лидерства: сначала спросить, какую проблему надо решить, а затем попытаться сделать это самым простым способом.

место того чтобы строить сеть с нуля, приложение могло бы оттолкнуться от уже существующих сообществ.

Комментарий немедленно вызвал гневную реакцию, поскольку теперь общественность поняла, что алгоритм новостной ленты имеет возможность формировать мнение граждан о кандидатах. Если в Facebook все пользователи были будто на цифровой городской площади, то каждый из них слушал публичного оратора, которого Facebook посчитал для него наиболее интересным или актуальным, – аналогично тому, как, предлагая пользователям друзей и развлечения, Facebook планировал их порадовать. А потом, не имея ни малейшего представления о том, как выглядит городская площадь для других, пользователи попытались коллективно принять решение о том, кто должен стать мэром.